ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2003г. Ч.1.

не только 12-й том, но и все собрание сочинений любимого писателя, которое сохранилось в его личной библиотеке [22]. И рке 12 июля 1886 г. Чайковский записывает в дневнике, читая новые произведения писателя: «Дочитывал великолепную вещь Толстого: “Холстомер” . Тосковал. Ходил к Кондратьевым. < ...> Саша Легошин принес мне градусник (оказалось во мне жару 37,3) и XII т. Толстого. Немедленно засел за “Смерть Ивана Ильича” и кончил ее. < ...> “Смерть Ивана Ильича” мучительно-гениаль­ на». Похожий отклик находим в письме брату М. И. Чайковскому от 18 июля того же года: « “Смерть Ив [ана] Ильича” Толстого произвела на меня ужасно мрачное впечатление. Оно более чем гениально,— но мучительно до крайности» [23]. Обращает на себя внимание, что главный герой повести — воспи­ танник училища правоведения, как сам Чайковский и его два брата. В «Смерти Ивана Ильича» композитор нашел, по-видимому, для себя не только чисто биографические совпадения с жизнью своей и своих братьев, в частности А. И. Чайковского, продолжавшего слркбу по судеб­ ным ведомствам, но и мучительно волновавшие его лично вопросы, каса­ ющиеся смерти человека, ее неизбежности, смерти как физиологическо­ го акта, вопросы философско-религиозные. В 12-м томе содержится и драма «Власть тьмы», только что завер­ шенная писателем и вошедшая в его новое собрание сочинений. Чайков­ ский читал ее и написал об этом в письме 26 марта 1887 г. из Майданово с оценкой не только этого произведения, но и в целом всего, что написа­ но и сделано Толстым: «Я считаю Льва Толстого самым глубоким и сильным гением из всех когда-либо действовавших в области литерату­ ры. Обыкновенно, когда хотят показать меру гения в художнике, его с кем-нибудь сравнивают. Напр [имер], другой бы поклонник Толстого сказал, что “он равен Шекспиру” или, что он “выше Пушкина” . Но для меня Толстой вне всякого сравнения и так же одинок в своем недосяга­ емом величии, как какой-нибудь Эверест или Давалагирий среди других вершин. Не берусь, да и не могу пускаться в объяснения, почему он мне кажется так высок и глубок; я скорее чувствую, чем сознаю эту удивитель­ ную силу. Но главная черта, или лучше, главная нотка, всегда звучащая в каждой странице Толстого, как бы ни было, по-видимому, незначительно ее содержание,— это любовь, сострадание к человеку вообще (не только к униженному и оскорбленному), какая-то жалость к его ничтожеству, к его бессилию, к скоротечности его жизни, к тщете его стремлении. Читаешь, положим, главу, где молодые люди в карты играют,— ну что, A— XXIX Международные Толстовские чтения. Часть I 244