ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2003г. Ч.1.

Л. Н. Толстой и русская культура 1 /" «...без конца плакал о Ване Вериновском». И в эти же дни: «Симфония Брамса. Холстомер. Нервы. Плакать хотелось». С романом-эпопеей «Война и мир> Чайковский был знаком, без вся­ кого сомнения, со времени его первой журнальной публикации, восприни­ мая его как описание абсолютно реальной жизни. В письмах 1879 г. он сравнивает речь Веры Васильевны Бутаковой (урожденной Давыдовой) с манерой героини романа А. П. Шерер [12]. А в другой раз записывает в дневнике: «Собор. Всенощная. Оттуда на пресимпатичнейшем извозчике, голос и манера говорить коего совершенно очаровали меня. Что-то вроде Каратаева (Толстовского)». В 1883 г. в письме к Н. Ф. фон Мекк от 28—30 сентября Чайковский вновь упоминает «Войну и мир>, но уже в связи с рассуждениями о проблемах оперного жанра [13]. А в 1891 г., разбираясь в сложных семейных отношениях Ю. П. Шпажинской, жены драматурга И. В. Шпажинского, пишет: «Вспомните, как удивительно изобразил Тол­ стой отношения старого Болконского к дочери. Только смерть примирила этих обожавших друг друга врагов» [14]. Тема войны 1812 г. также была близка композитору, который часто бывал у своей сестры Александры Ильиничны (в замужестве Давыдовой) в Каменке, где сохранялась живая память о героях войны: генерале Раевском, князе Волконском, Давыдове и других реальных исторических персонах, кото­ рые в том или ином виде описаны в «Войне и мире» Толстого. Чайковский разделял и толстовское понимание войны 1812 г., в русле которого построил драматургию Торжественной увертюры «1812 год», заказанной ему по случаю освящения храма Христа-Спасите- ля в Москве. В качестве символов, определяющих драматургию произве­ дения, Чайковский использовал молитву «Спаси, Господи, люди твоя», русскую народную песню «У ворот, ворот» и государственные гимны России и Франции («Боже, Царя храни» и Марсельезу). Через 10 лет, читая в журнале «Вестник Европы» статью Андрейви- ча « Жерминаль” — роман Эмиля Золя», Чайковский написал на полях: «Браво!» рядом с подчеркнутыми им строками: «В “Войне и мире” ... картины Толстого имеют более абсолютного достоинства, более истины, чем все официальные акты, документы и мемуары современников. Ибо °н пророк... и мертвые люди встают перед ним и повторяют вновь дея­ ния, совершенные ими при жизни» [15]. Другие же толкования темы войны 1812 г. у Толстого, которые ком­ позитор прочитал в журнале «Русский архив» (1892, № 8), не вызвали Унего отклика, а тем более одобрения: «...если бы граф Л. Н. Толстой 241