ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2003г. Ч.1.

XXIX Международные Толстовские чтения. Часть 1 у кого нет и кто будет их читать?» [6]. В своем ответе Чайковский пояснил, что один из музыкантов, В. Фитценхаген, не говорит и не читает по-русски, остальные же являются его поклонниками, и им безразлично, что именно получить от любимого автора. Для себя же он попросил «Казаков» в нынешний или следующий приезд писателя в Москву [7]. Прислал ли писатель издание этой повести композитору, неизвест­ но. Но Чайковский через 12 лет перечитывает повесть «Казаки», о чем записывает в дневнике 7 октября 1886 г.: «Ужин. Казаки Толстого». Своих суждений по поводу толстовских «Казаков» Чайковский не ос­ тавил, но, очевидно, ему были близки те мотивы повести Толстого, которые имели аналогии в отечественной литературе: с творчеством Лермонтова, пуш­ кинскими «Цыганами» [8], «Евгением Онегиным» и с целой линией произведений русской литературы от Грибоедова до Тургенева [9]. Следует заметить, что в качестве источников для оперных сюжетов в разное время были в поле зрения композитора, но остались неосуществленными сюжеты именно из этой линии русской литературы: и пушкинские «Цыганы» (хотя и достаточно отдаленный вариант В. А. Кандаурова, 1884—1885 гг.), и тургеневское «Накануне» (1885 г.). А в 1889—1893 гг. он намеревался написать оперу «Бэла» на сюжет из М. Ю. Лермонтова, пригласив для этой цели в качестве либреттиста молодого А. П. Чехова [10]. В 1891 г. в письме к певцу Б. Б. Корсову, который предложил ком­ позитору оперное либретто на сюжет из В. Гюго, Чайковский, говоря о своих литературных пристрастиях в контексте проблемы выбора опер­ ного сюжета, называет своих любимых авторов, в число которых вклю­ чен и Толстой [11]. Это обстоятельство является косвенным свидетель­ ством, что Чайковский не отрицал возможности использования в качестве оперных сюжетов сочинений Толстого. Чайковский знал и другие кавказские произведения писателя 1850 1860-х гг. Так, в 1886 г., читая или перечитывая «Рубку леса» в момент, когда сам переживал возбужденное нервное состояние в связи с известием о смерти своего знакомого по Тифлису, Ивана Александро­ вича Вериновского (он застрелился, не выдержав экзаменов в Академию Генерального ш таба), поручика 1-го Кавказского саперного батальона, который проявил к нему необыкновенную силшатию, композитор запи­ сал в дневнике: «...я наконец получил подробности о смерти В ериновско­ го и так сильно с рыданиями, почти до истерики плакал — что совсем не до еды было. После завтрака вздумал прочесть "Рубку леса" Толстого и снова плакал». Через некоторое время Чайковский вновь записывает, что 240