ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2003г. Ч.1.

Он понимал, должно быть, отчего это происходило, и был особенно нежно-кроток и набожно-уважителен со мной. Я подошла было к форте­ пьяно, но он запер его и спрятал ключ в карман. — Не портите своего настроения,— сказал он,—у вас теперь в душе такая музыка, которая лучше всякой на свете». Недаром и драматический слом образа жизни героини, чуть не окон­ чившийся непоправимой трагедией, наиболее ярко выражен писателем именно музыкально: «Я совершенно бросила музыку с тех самых пор, как переехала в Петербург; но теперь старое фортепьяно, старые ноты снова приохотили меня». Через музыку, в изначальном (романическом) культурном пространстве отцовского дворянского дома в Покровском представлен и многотрудный процесс поиска в пространстве и обретения во времени душевно повзрослев­ шей и словно духовно прозревшей Машей предвечно установленной гармо­ нии жизни — семейного счастья. Совершенно явственным образом Толстой воссоздает также и рано ушедшее из жизни героини (как и из судьбы самого писателя, следовательно, глубоко трагически отрефлексированное), но невос­ полнимое для каждого человека материнское начало, этимологически и семантически данное нам в софийном символе упоминания Богоматери, Покрова Божьей Матери, колыбели, купели, цитадели. «Я открыла сонату quasi una fantasia («Лунная» Бетховена,— О. Ф.) и стала играть ее. ...И знакомые, грустно торжественные звуки раздава­ лись в комнате. Я кончила первую часть и совершенно бессознательно, по старой привычке, оглянулась в тот угол, в котором он сиживал, быва­ ло, слушая меня. Но его не было... Я облокотилась на фортепьяно обеими руками, закрыла ими лицо и задумалась. < ...> “Неужели я отжила!” — подумала я, с ркасом при­ подняла голову и, чтобы забыть и не думать, опять стала играть, и все то же andante. < ...> Когда я окончила, шаги послышались за мною, и рука легла на мое плечо. — Какая ты умница, что сыграла эту сонату,— сказал он» [1]. Сегодня, через столетие, чрезвычайно трудно понять музыкальное ми­ ровоззрение писателя, которое ему безусловно присуще во всей его своеоб­ разной и неповторимой целостности. Однако предпринятая попытка небе­ зуспешна: Лев Толстой — вдумчивый слушатель и чуткий индикатор мира и души, то есть музыкант в точном смысле этого слова. В своих главны х, гуманистических устоях толстовская музыкальная концепция сформировалась рке в его ранних м узыкально-теоретических XXIX Международные Толстовские чтения. Часть 1 226