ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2003г. Ч.1.

XXIX Международные Толстовские чтения. Часть 1 и напоследок заключили между собою, что чувствительность не есть пре­ ступление и потому женщина может иметь любовника. < ...> Они питали друг к другу любовь самую нежную, самую живую, и все сие было украшено прекрасным именем чистого чувствования,— Но как имя без вещи ничего не значит, наши герои позабыли неприметно, что они только любовники.. Они любились как супруги, и любовь скрывала от них заблуждение. Наконец ей нельзя было более таить сего, и мечта исчезла. Юлия сделалась матерью... Она прюизвела на свет сына — образ его отца — образ, в котором видела она огненными чертами изобр>ажение своей безрас­ судности и вечного стыда своего.—Она не могла сносить такого свидетеля — оставила мрка и скрылась в ужаснейшее уединение, проводить остаток жизни своей в оплакивании своих заблркдений» [8]. Был известен еще один вариант этого сюжета, который можно вы­ разить названием одной из повестей: «Юлия, или щастливое раскаяние» (М., 1775, переиздание 1782 и 1802). Суть происходящего сформулиро­ вал переводчик князь П. Цицианов в своем предисловии к повести: «Со­ чинитель изобразил добродетель по многим искушениям, паки возвра­ щающуюся в прежние свои силы и превосходное свое состояние», отметив также собственный взгляд на проблему: «Добрюдетель меня восхищает, раскаяние в чувствительность приводит» [9]. Очевидны на этом фоне широта мысли Карамзина, уровень его психо­ логического анализа, его внутренняя свобода, порой шокирующая совре­ менников, да и потомков, отсутствие морализаторства. Однако нельзя не отметить изменение его позиции. В карамзинской «Юлии» слова о том, что «сердце не знает законов», вложены в уста герюя, отнюдь не вызывающего авторского сочувствия. Да и для князя это именно слова: чувствовать сильно, до самопожерггвования, он не способен. А в этом случае долг, следование принятым в обществе нормам поведения представляют для автора несом­ ненную ценность, и герюй, пренебрегающий ими, мыслится как безнрав­ ственный, зараженный эгоизмом и себялюбием. В «Бедной Лизе» такой мотив не звучит, никто не ставит в вину Лизе смерпъ ее матери; здесь акцент сделан на другом —на чистоте и самоотверженности любви. «Чистота нрав­ ственного чувства» толстовских герюев также есть несомненное продолже­ ние литературной традиции Карамзина. В то же время необходимо отметить сходную у обоих писателей тен­ денцию, прюявившуюся у Карамзина в «Юлии», а у Толстого в «Семейном счастье» и др. Коллизии и характеры этого толстовского рюмана не могут не вызвать воспоминание о повести Карамзина. Героиня «Семейного счастья», 182