ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2003г. Ч.1.

По мере преображения Касатского он все более становится неинте­ ресным, «скучным», как и Пашенька, для психологического анализа. То, что происходит в тайниках его внутренней жизни, чрезвычайно глу­ боко, за пределами психологии, не постижимо, не уловимо для художе­ ственного изображения, вне «диалектики души». Совершенно права Л. Д. Опульская, утверждающая, что «конец повести, где представлен преображенный Сергий, странник именем христовым, вял и художе­ ственно невыразителен» [7]. Но в ее заключении не учитывается одно весьма важное обстоятельство — то, что эти «вялость» и «невыразитель­ ность» входили в художественные намерения Толстого. По существу, ис­ пользован художественный прием: психологически тонкое изображение глубин человеческих переживаний остановлено в тот момент, когда ге­ рой погрузился еще глубже, а мы не можем последовать за ним. То, что мы увидели во внутреннем бытии героя, глубоко и очень тонко схвачено, но нам не удалось рассмотреть еще глубже. Внутреннее бытие героя повести, как мы уже отмечали, представ­ лено в повести в той мере, в какой оно соотнесено с миром внешним. Толстовское «разглядывание и расщепление внутренних и внешних движений» в их взаимообусловленности составило основное содержа­ ние начальной части повести. Но ее концовка — это попытка выйти за грань возможного для собственно художественного изображения, ос­ мысления, точнее говоря, указание на то, что существует такая грань, черта, за которую художественное сознание проникнуть не может. Оно лишь способно констатировать совершенную индифферентность героя к миру внешнему, поскольку глубина его погружения беско­ нечно отдалила его от целей и смыслов, ориентированных на этот внешний мир. На наш взгляд, обращение Л. Н. Толстого к сюжету, ранее исполь­ зованному Димитрием Ростовским в Четьях-Минеях, совершенно не слу­ чайно. Последний создавал текст «Жития Иакова Постника» (1700) тоже в довольно сложный, переломный период русской истории и своей лич­ ной биографии, когда разворачивающееся петровское реформирование русской жизни поставило под сомнение многие традиционные для рус­ ской культуры ценности. В этой ситуации Димитрий Ростовский решает задачи, весьма сходные, на наш взгляд, с теми, которые, конечно на ином историческом витке, но с той же остротой встали в конце XIX в. перед Толстым. Все это актуализирует предположение о непосредственном вли­ янии, оказанном Димитрием на работу автора «Отца Сергия». XXIX Международные Толстовские чтения. Часть 1 174