ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2003г. Ч.1.

А. Н. Толстой и русская культура Вспоминая эту поездку рке в 30-е годы, Лидия Алексеевна, напротив, упоминает о своей застенчивости, которую не так-то лежо было заметить в блестящей женщине, и дает ей объяснение, свидетельствующее о действи­ тельно скромной самооценке: «Почему-то вспомнилось, как давно, очень дав­ но мы с Ниной были у Феди в Телятинках и Лев Николаевич пригласил нас в Ясную обедать. Софья Андреевна спросила меня: — Что такое застенчи­ вость? По-моему, это излишек самолюбия,—сказала она Я не согласилась, но определить не смогла Теперь я знаю определенно: это сознание превосход­ ства окрркающих (одного лица или целого общества)» [29]. Что касается оценок, встречающихся в ее записках, она сумела в эти поздние годы прийти к поразительным выводам. О Чехове, которо­ го она любила особо, она тем не менее пишет: «Про Чехова я не сказала бы, что он великий человек и великий писатель. Конечно, нет! Он боль­ шой, симпатичный талант и был умной и интересной личностью. Горький — яркий талант и оригинальный человек. Толстой — великий писатель, великий мыслитель ( ? ) , великий чело­ век. Нет величины больше его в литературном свете. Случается, что талант точно освещает, пронизывает всю личность писателя. Он сильней личности и точно силится поднять ее до себя. Это — Чехов. Случается, что талант и личность одинаково сильны, ярки, помогают друг другу, выражаются каждый по-своему, сплетаются. Это — Горький. Но когда и талант, и личность не только велики, сильны и могучи, а когда они еще соверш енны , когда дух их поднимается над человече­ ством и приближается к божескому,— тогда это Толстой» [30]. Здесь, конечно, обращает на себя внимание знак вопроса, поставлен­ ный ею после слов «великий мыслитель». Как рке отмечалось, в отличие от Федора Страхова, Авилова не была апологетом религиозной философии Тол­ стого. Более того, Лидию Алексеевну настораживала определенная ограни­ ченность ее брата-толстовца. В дневниковой записи от 1 января 1919 г. она, в частности, пишет: «Федя показал мне свои рукописи, приготовленные для издания. Будет большая книга из отдельных статей. < ...> Он мне кое-что прочел. До чего все выдумано, притянуто за волосы! < ...> Он пишет дневни­ ки, чтобы поучать людей, и мысли у него назидательные, и думает он, о чем ему надо думать. У него русло мысли заранее определено. < ...> Мне кажет­ ся, это очень скучно, такое мышление. У него все оторвано от жизни ради •мысли, и нет ни одного слова сгоряча, "не по программе"» [31]. В мемуарной заметке «Тысяча девятьсот четвертый год (Эпилог к моей повести “А. П. Чехов в моей жизни” )» Авилова, словно в добавление 157