ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2002

Литературоведение m tC L Идейно-тематическая цикличность названных повестей потенциально формировала «повествовательный инструментарий» начатого в это время крупнейшего в русской литературе социально-психологического романа «Воскресение»... Неоконченная повесть «Мать» (1891) вызывает в памяти роман Толстого же «Семейное счастье» — не темой прежде всего, но формой повествования. В обоих случаях Толстой своим посредником избирает четвертый тип повествовательницы — героини (Марьи Александров­ ны) от первого лица. (В повести эта основная форма развернута в обрамлении четвертого типа повествователя-героя от первого лица.) Впрочем, и темы этих произведений сходны в том смысле, что в них дан эпический рассказ в духе семейной хроники (невольно приходят на память и неоконченный рассказ того же года «Кто прав?», и ро­ ман «Анна Каренина» самого Толстого, а также «семейные» романы «Господа Головлевы» Салтыкова-Щедрина, «Подросток» и «Братья Карамазовы» Достоевского и другие). Видимо, потому, что глубина замысла уходила в необозримые про­ блемы разрыва отношений личности с породившей ее средой (Марья Александровна, мать восьмерых детей, вдруг осознает бесплодность своего самопожертвования), а это требовало и соответствующего «плацдарма», особой свободы изъяснительных средств: Толстой то и дело с огорчением отмечает узость избранной повествовательной перспективы. В апреле 1891 г. он отметает: «"Записки матери" — слишком бедно; надо писать от себя (то есть в форме или второго типа повествователя — автора от третьего лица, или третьего типа повествователя —условного рассказчика от третьего лица.— А. Н.)» [6, 27]. Месяц спустя Толстой диктует новое начало «Записок матери» («Вступление») и опять сетует: «Надо писать от себя. А то стеснительно» [6, 29—30]. Можно предположить, что такой емкий замысел вполне пере­ рос бы границы повести и устремился в широкую объективно-эпи­ ческую сферу. Для тонкой психологической задачи, какая решалась Толстым в рома­ не «Семейное счастье», форма повествования от первого лица была как нельзя более подходящей и в плане достижения пафоса искренности «девушки-фиялки», и в сллысле изображения семейною конфликта двух — ЕГО и ЕЕ. Для замысла повести «Мать», предполагающего исследование процесса отторжекйя личности от дворянско-помещичьей среды, узко «семейная» сфера интимной формы повествования от первого лица была 93