ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2002

с тщеславными «приятностями» службы и принимающее характер одушевленного воздействия. «Камин», «экран», «этажерка», «бронзы», «блюды и тарелки по стенам», «стульчики» разбросанные, «карнизы на гардины, прямые или подобранные» так ласкают воображение Ивана Ильича, когда он обставляет новую квартиру после получения нового места, что в судебных заведениях он становится рассеянным, радостно представ­ ляя, как он будет переставлять мебель или перевешивать гардины. Заполняя сознание Ивана Ильича вещи становятся как бы живыми и близкими людьми и вытесняют «всяких разных приятелей и родствен­ ников, замарашек, которые разлетались к ним с неясностями в гостиную с японскими блюдами по стенай. Скоро эти друзья-замарашки перестали разлетаться» (12, 80, 81). - " ^у-Л Вещи не только насилуют человечность Ивана Ильича но и «убива­ ют» его, когда он, увлеченный нюансами драпировки колшаты, совершает роковое падение. «...Здесь, на этой гардине, я, как на штурме, потерял жизнь, — размышлял он о нелепости случившегося. — Неужели? Как уясасно и глупо! Это не может быть! Не можрт быть, но есть» (12, 95). Детали фиксируют достояние души обреченного Головина. «Уби­ вая», вещи вместе с тем и развлекают больного, убаюкивая его тоску и мысль о неизбежной смерти. Социальный «приговор> автор «произно­ сит» так же ненароком, опосредованно, как вершится и «приговор> физический. Такова обновленная роль лишь одного компонента в струк­ туре повествования повести, но и он в достаточной мере показывает, что в обновленной манере Толстого явственно стремление к синтезирова­ нию психологического, философского и социального аспектов отражения действительности в одном произведении. И хотя в данном случае это повесть, ясанровые признаки ее романоподобны. Философская глобальность проблематики повести «Смерть Ивана Ильича» (Ги де Мопассан признавался, что все десять томов его сочине­ ний не стоят этой одной повести Толстого), диктующая «романную» структуру повествования, позволяет сопоставить ее с романом-эпопеей «Война и мир>. Только если в «Войне и мире» Толстой отстаивает жизнь утверждением, то в повести ясизнь отстаивается отрицанием. И здесь важным делается соотнесение повествования и характерологии. Обезличение, духовное умирание неразрывно связано с отъедине­ нием героя от окружающих. Быть как все — значит не быть со всеми, а замкнуться в себе. Это две стороны одного процесса. Вероятнее всего, поэтому и «не пошло» у Толстого первоначальное повествование «из него» — XXV II Международные Толстовские чтения 88