ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2002

Литературоведение г Г устойчивая концепция резкого разделения на «объективного» Толстого до «перелома» (конец 70-х — начало 80-х годов) и «субъективного» — после. Недостатком такого подхода являются односторонность и прямо­ линейность: ведь и до «перелома» Толстой отдал дань «сатирическому реализму» в кавказских и севастопольских рассказах, в «Войне и мире», в «Анне Карениной» [2]. Кроме того, изучение повествовательных струк­ тур «послспереломных» повестей показывает одну интересную особен­ ность повествовательного стиля в них, свидетельствующую о явной ог- рубленности резкого деления стилевой эволюции прозы Толстого на два отрезка — до конца 70-х — начала 80-х годов и после. В превалирующей теперь у Толстого объективной форме повествования от третьего лица (второй тип повествователя-автора от третьего лица — в «Холстомере», «Смерти Ивана Ильича», «Дьяволе», «Отце Сергии»), подтверждающей неуклонную тенденцию Толстого к объективированному слову, мы встреча­ емся также и с вариантами формы повествования от первого лица (5—8 главы «Холстомера», целиком «Крейцерова соната», неоконченная повесть «Мать», да и «Смерть Ивана Ильича» первоначально мыслилась автором как повествование «из него», т. е. от лица главного героя). Это говорит, во-первых, о сложности характеризовать однозначно качествен­ ные признаки творчества Толстого даже одного периода, а во-вторых, о невозможности безгранично членить его, повествовательную эволюцию на «удобные» для исследователя отрезки: ведь форма повествования от первого лица в 80—90-е годы взята писателем из «арсенала» 50-х годов, т. е. начального периода творчества [3]. Взять хотя бы метод «диалектики души» в повести «Смерть Ивана Ильича» и вообще в поздних произведениях Толстого. Обостренное чув­ ство правды, открывшейся писателю к началу 80-х годов, с одной сторо­ ны, углубило психологическую сферу повествования, а с другой — упрос­ тило авто[Xкое видение (это настоящее, то —ненастоящее; это —правда, to — ложь). Так, деталь как элемент описания теперь используется Толстым более целенаправленно, чем это было, например, в повестях автобиографической трилогии «Детство», «Отрочество», «Юность». Деталь вырастает до символа — и психологического, и социального: в повести об Иване Ильиче «приличия», «вещи» и «удобства» играют существенную связующую роль в обеспечении «легкости» и «приятности», жизни героя и, соответственно, в ее упрощении и обессмысливающем искажении. Роли вещей в жизни Ивана Ильича уделено особое и многосто­ роннее внимание. Они доставляют ему удовольствие, соперничающее 87