ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2002

логике становления Идеи Творения и независимо от судьбы Небесного Отечества. Брехунов устремляется в разыгравшуюся природную стихию с ощущением соприродности ей: он видит, что «везде одна и та же однооб­ разно белая, колеблющаяся тьма, иногда еще более сгущающаяся» (29, 32), и Такая же борьба тьмы и света в его душе и сознании. Брехунов уезжает из дома на другой день после зимнего Николы, когда, к досаде, необходимо было и присутствовать на службе, и принимать дома гостей. Как закономер­ но бегство Брехунова от Николая Мирликийского, раздавшего наследство неимущим и спасшего путешественников от бури и гибели, так и естествен­ но обращение купца к святому, перед ликом которого он приторговывал обгорелыми свечами: «Он стал просить этого самого Николая-Чудотворца» (29, 40) о спасении, ведь, осознавая трагическую исчерпанность опыта про­ тивостояния миру Божьему, он оказывается в ситуации духовного выбора, когда надо смириться со смертью либо исполнить сакральное побркдение к нравственному воскресению, раскаявшись в греховности содеянного и сво­ их заблуждений. И в полночь Брехунов неожиданно почувствовал на себе влияние прежде неведомых сил, когда его «что-то толкнуло и разбудило» (29, 32), и он начинает воспринимать мир по-другому, ибо проникший в глубины его природы свет покоя и сообразности оттеняет бушующую вокруг метель: «Сколько он ни старался думать о своей славе и богат­ стве, страх все больше и больше завладевал им» (29, 35), тогда как задремал он с радостными мыслями о своем всемогуществе. Толстой определяет воскресение как возвращение к исконным ос­ новам бытия вследствие выявленной исчерпанности противоестественного самоопределения человека. Ощутив на себе преображающее воздействие воли Творца, Брехунов по возвращении к Никите первым делом выпростал ногу Мухортого, а потом, слушая озябшего Никиту, лег к нему в сани,, «покрывая его не только своей шубой, но и всем своим теплым, раз­ горяченным телом» (29, 42 ), хотя раньше думал, что «хоть и теплее вместе», но «вдвоем не усядутся» (29, 30). И уж совсем неожиданно Брехунов переживает порыв человеколюбия. Толстой замечает, что он почувствовал выступившие слезы —«к своему удивлению» (29, 42), ибо это психическое состояние было настолько незнакомо прежде уверенно му в себе купцу, с редкостным самообладанием и умением просчитать каждый свой шаг. Он ловит себя на том, что проявившаяся слабость доставляет ему «не испытанную еще никогда радость» (29, 42), ведь он знал «только радость» наживы и связанного с ней греха, который, как полагал, удавалось либо скрыть, либо оправдать. Радость переходит XXV II Международные Толстовские чтения 80