ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2002

Любовь к жизни неотделима от страха смерти. В каждом человеке живет >каж.\а жизни. Природный инстинкт жизни противостоит ужасу смерти. Так, герою рассказа Калугину, отправившемуся на бастионы под обстрельный огонь, страх смерти кажется «глупым страхом», «непрости­ тельной слабостью». Но мы-то знаем, что страх смерти неподконтролен человеческому разуму, это та «сильная слабость», с которой не совладать человеку. Солдат же, не желая признать над собой власть страха, пытается преодолеть неодолимое, как это делает Калугин («...он сердится на себя, и ему хотелось опасности, чтобы снова испытать себя...»). В ситуации войны толстовскому герою кажется важным и просто необходимым поверить свою душу в ее отношениях с миром, который понимается нами, вслед за Л. Н. Толстым, как храм души, «царствие божие внутри человека», но и как мироздание в целом. Испытание человека смертью — излюбленная сюжетная ситуация у Л. Н. Толстого. Именно она определяет прочность (стойкость, надеж­ ность) или зыбкость (неустойчивость, ненадежность) духовной основы человека, характер и направленность движения его души. Дважды испытывает себя Калугин и дважды страх смерти испыты­ вает его. Мы задаемся вопросом, что побудило Калугина испытать себя: желание доказать себе превосходство над собственной слабостью или же над другими, которые не смогли преодолеть этот страх? Как явству­ ет из текста, «Калугина возбуждало тщеславие —<желание блеснуть, надежда на награды, на репутацию и прелесть риска..» Не случайно в азбуке, которую позже будут читать солдаты девятой роты в блинда­ же, сказано: «страх смерти врожденное чувствие человеку». Если русскому человеку в целом неведом страх смерти, то почему в «Севастопольских рассказах» Л. Толстого он все же возникает в душе человека, чем он движим? Вероятно, Л. Толстой не был бы Л. Толстым, если бы не показал этого чувства в душе человека, а его герои не были бы так узнаваемы. Суть дела состоит в том, что спокойное отношение к смерти и страх смерти — это не два полярных чувства, а единая особенность природы Человеческой души [6, 40], воспринимаемой нами, вслед за народной тради­ ци ей и Л. Толстым — глубоким знатоком сакрального смысла русской Души,— во всей многомерности онтологического статуса замысла творца. Л. Толстой, расщепляя ядро души на атомы, ее составляющие, Удивительным образом распознает то, что только пульсирует в его герое. Таким чувством, которое растет, изменяется и движется в человеке, Литературоведение 35