ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2002

оказался на дороге потому, что вышел подышать воздухом во время пирушки; рядом стоит князь Гальцин — а значит, есть шанс быть заме­ ченным. К тому же — а это уже не смешно, а гадко! — все эти солдаты действительно ранены. На следующее утро после ночного боя встречаются Калугин, Галь­ цин и «какой-то полковник». О степени участия их в ночных событиях читателю уже известно. Потому так важен авторский курсив при пере­ даче диалога; «— Нет, извините,— говорил полковник,— прежде началось на левом фланге. Ведь я был там. — А может быть,— отвечал Калугин,— я больше был на правом; я два раза туда ходил; один раз отыскивал генерала, а другой раз так, посмотреть ложементы пошел. Вот где жарко было... — Потери только, потери ужасные,— сказал полковник тоном офи­ циальной печали,— у меня в полку четыреста человек выбыло. Удиви­ тельно, как я жив вышел оттуда» (2, 139). Таким образом, собеседники доказывают друг другу одно и то же: тяжелее всего было там, где был я. И здесь тщеславие — прежде всего,.. XXV II Международные Толстовские чтения В эпилоге рассказа «Севастополь в мае» Толстой размышляет о том, кого же считать истинным героем произведения: «Все хороши и все дурны. Ни Калугин..., ни Праскухин..., ни Михайлов..., ни Пест... не мо­ гут быть ни злодеями, ни героями повести» (2, 144—145). Истинным героем, которого автор «старался воспроизвести во всей красоте его и который всегда был, есть и будет прекрасен» (2, 145), названа правда, правда жизни. Толстой предпочитает ее — пускай внешне некрасивую, суровую и порой жестокую — весьма соЛШйтельным моделям поведения, навязанным казенной печатью, салонными и литературными модами. На этот выбор скрыто или явно указывает читателю ирония. Ироничес­ кое отношение к определенным аспектам человеческого поведения воз­ никает в военных рассказах прежде всего на основе жизненного опыта автора. Поэтому, будучи достоянием художественного опыта, ирония становится средством, помогающим нравственному совершенствованию молодого Толстого: 28