ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2002

и всего в бескачественной массе. Этой массе Толстой желает сытой, удовлетворенной, спокойной жизни, без страдания, без порывов». Актуальность речей Бердяева в 1918 г. и Поповского в 1979 г. не подлежит сомнению, но при чем тут Лев Николаевич, которого они представили родоначальником зла современности — революции у Бер­ дяева и роевого социализма у Поповского? .тоунт Каждый на свой лад ругает Толстого — за то, заметьте, что более всего в данный момент ненавидит сам. Кто-то упрекает Толстого в рацио­ нализме, а кто-то в иррационализме, кто-то в индивидуализме, а кто-то в коллективизме, кто-то в мистицизме, а кто-то в отсутствии такового. Каждый приписывал Толстому то, что себе особенно не по душе, с чем борешься в данный момент или, самое обычное дело, что сам недавно исповедовал и от чего отталкиваешься теперь. Свою, так сказать, толчковую ногу все ставят почему-то на Льва Толстого. Поразительна не противо­ речивость и огульность антитолстовских аргументов, а заряд отрицания, обличения, неприязни, даже ненависти к Толстому. Лев Толстой — вроде бы объект всеобщего почитания и вместе ненависти. Он нечто незыблемое, огромное, во что с размаху и со злобой кидают камнями. Так было раньше, так есть, и в еще большей мере, теперь. 2. Шалуны духа Несколько месяцев тому назад один из молодых друзей принес мне изданную в конце 1999 г. книжку известного московского литерато­ ра и философа Георгия Гатчева «С Толстым встреча через век». Я решил воспользоваться этой (первой попавшейся) книжкой для иллюстрации тен­ денций современного восприятия личности Льва Толстого. В книжке этой, несмотря на своеобразную манеру изложенного, все, как у людей: христианство (космическое, федоровское) и нарочи­ тая словесная вульгарность, свет цивилизации, излучаемый средним классом (олицетворяемым на этот раз в образе графини Софьи Андреевны Толстой), евразийские построения и умеренный монар­ хизм, откровенная озабоченность сексуальной темой, подмигивания по всякому поводу и перемигивания скрытыми цитатами из Мереж­ ковского, Бердяева, Соловьева и даже Вяч. Иванова. «Из христианства он вынул его космическую часть и суть (которую, напротив, акцентировал его современник Николай Федоров): Природа сама по себе утоляла его потребность в дивовании Божьему миру вокруг. Он не чувствовал Зла в ней ("Нет безобразья в природе" — вместе с Некрасовым, XXV II Международные Толстовские чтения 186