ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2002

Яснополянская библиотека Jl. Н. Толстого книги XI «Исповеди» тождественны. Поэтому из августиновской «Ис­ поведи» протянуто столько нитей в дневники и в произведение «Путь жизни» Толстого. " - Как бы ни трактовал Толстой-мыслитель категорию «времени», Толстой-художник «открыл — так никогда и не узнав об этом — метод изображения жизни, который точнее всего соответствует нашему пред­ ставлению о ней. Он — единственный... писатель, чьи часы не отстают и не обгоняют... часы его читателей» [14, 225]. В романах Толстого «пле­ няет его чувство времени, удивительно созвучное нашему восприятию. Свойство не столько похвальное, сколько природное, присущее толстов­ скому гению». Толстовское «уникальное равновесие времени... вызывает у чуткого читателя то ощущение реальности, которое он склонен припи­ сывать остроте толстовского зрения. Проза Толстого течет в такт нашему пульсу» (там же). В XVIII главе двенадцатой книги (с. 503—504) Толстого привлек­ ли рассуждения Августина как толкователя Библии, и он загнул вдвое верхний уголок и отчеркнул всю главу, в которой древний философ допускает, что толковать слова Писания «можно по-разному» и что «разные толкования приемлемы, если они не противоречат вере и учению церкви». «Чем, говорю я, помешает мне, если я иначе пойму писавшего, чем поймет другой? Все мы, читающие, конечно силимся усвоить и усле­ дить, что хотел сказать тот, кого мы читаем. Веря в его правдивость, мы не осмелимся думать, что он говорил заведомую ложь. И если каждый старается понять в Священном Писании мысли самого писавшего, то что плохого, если он увидит то, что Ты, Свет всех правдивых умов, показы­ ваешь ему как истину? Пусть даже тот, кого он читает, имел в виду иное. И он ведь понимал, в чем истина, хотя и понимал по-другому» («Исповедь», 12, XVIII). Когда в только что завершенном трактате «В чем моя вера?» Тол­ стой писал, что не хотел толковать учение Христа, а хотел рассказать, что в его учении «есть самого простого, ясного, понятного и несоллненного, обращенного ко всем людям» (23, 304), то на самом деле, следуя логике своего парадоксального мышления, он становится толкователем учения Христа, подобно многим своим предшественникам. «Все христианские церкви всегда признавали, что все люди, неравные по своей учености и уму,— улшые и глупые,— равны перед Богом, что всем доступна божеская истина. Христос сказал даже,— добавляет Толстой,— что воля Бога в том, что немудрым открывается то, что скрыто от мудрых» (23, 304—305). 171