ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК 2002

работающие к этой дели. Одно поколение будет завещать мысль эту следующему, а когда-нибудь фанатизм или разум приведут ее в испол­ нение. Действовать сознательно к соединению людей с религией — вот основание мысли, которая, надеюсь, увлечет меня» (47, 37—38). Пройдет время, и религиозный экстаз забудется, его заслонит ре­ альная политическая ситуация в России и Европе, но главным образом — внутренний кризис, охвативший Толстого в период первого заграничного путешествия. ч>,р ; Впечатления от европейской цивилизации первоначально пробужда­ ют в Толстом радостное ощущение жизни. «Германия, которую я видел мельком, — пишет он в письме к В. П. Боткину 10 февраля 1857 г.,— произвела на меня сильное и приятное впечатление...» (60, 159). Через несколько недель, 24 марта, он сообщает Д. Я. Колбасину: «Огромное количество русских, шляющихся за границей, особенно в Париже, мне кажется, обещает много хорошего в России в этом отношении. Не говоря о людях, которых взгляд совершенно изменяется от такого путешествия, нет такой дубины офицера, который возится здесь с б..:ми!и в cafes, на которого не подействовало бы это чувство социальной свободы, кото­ рая составляет главную прелесть здешней жизни и о которой, не испытав ее, судить невозможно» (60, 166). В тот же день Толстой пишет В. П. Боткину о своем восхищении Парижем: «Я живу все в Париже, вот скоро два месяца и не предвижу того времени, когда этот город потеряет для меня интерес и эта жизнь свою прелесть. Я круглая невежда; нигде я не почувствовал этого так сильно, как здесь. Стало быть, уже за одно это я могу быть доволен и счастлив моей жизнью тут; тем более, что здесь тоже я чувствую, что это невежество не безнадежно. Потом наслаждения искусствами, Лувр, Versailles, консерватория, квартеты, театры, лекции в Coll’ege de Franse и Сорбон, а главное социальной свободы, о которой я в России не имел даже понятия, все это делает то, что я не раньше 2-х месяцев, времени, когда начнется курс на водах, уеду из Парижа...» (60, 167). Но пройдет только день, и Толстой в этом же письме к В. П. Боткину скажет: «Это я написал вчера, меня оторвали и нынче пишу совсем в другом настро­ ении. Я имел глупость и жестокость ездить нынче утром смотреть на казнь» (60, 167). Далее он описывает свое состояние от увиденного. Противопоставляя смерть на войне смерти под гильотиной, он пишет: «Там есть не разумная воля, но человеческое чувство страсти, а здесь до тонкости доведенное спокойствие и удобство в убийстве и ничего вели- XXV II Международные Толстовские чтения 10