ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК №9 1992г

один из основоположников христианства, апостол Павел. А Толстой укоризнено отвечает Сулержицкому, рискнувшему приветствовать его на Святой неделе традиционным "Христос воскрес!": "Христос не воскрес, Левушка, не воскрес, не в о с к р е с ...". Отлученный от церкви, Толстой становится в своих художест­ венных решениях куда более независимым от традиционных стереоти­ пов, нежели его предшественники, но вместе с тем обнаруживается, что он ту.т как бы прокладывает дорогу еще более свободным, арти- стически-незавпсиыым решениям Чехова. vB знаменитом романе тема "воскресения" решена, по сути, вне сферы влияния евангельского мифа. Сказать, что в душе Нехлюдова воскресает Христос, было бы некоторым пышнословием. Ссылка на Евангелие в финале не столько прояснила догмат религии, сколько, напротив, заставила ощутить святость человеческого душевного дви­ жения. Сам пейзаж тут (к слову, первый пейзаж в русской литерату­ ре - в "Слове" на Пасху Кирилла Туровского!), отвечая пробуждению души живой в человеческом существе, укрепляет ощущение цельности земного бытия. В "трансцендентное" тут выхода н е т.’ Подчас Чехову и такое "вольное" обращение к Евангелию каза­ лось анахронизмом, эстетическим пережитком. Прочитав это т,"зам е­ чательный роман" "в один присест", Чехов тут же роняет: "Конец неинтересен и фальшив; фальшив в техническом отношении", ибо "пи­ сать, писать, 8 потом взять и свалить все на текст из Евангелия - это уж очень по-богословски", ведь "надо сначала заставить уверо­ вать в Евангелие, что именно оно истина, а потом уж решать все текстом"5. Ведь для Чехова литература - вещь от религии независи­ мая. Но столь резкие интонации Чехова, обычно сдержанного в оцен­ ках, объясняются, видимо, как раз тем, что сам он к тому времени опирался на ситуацию "воскресения" уже не раз, да и мысль о том, может ли теперь совесть человека оплодотворяться переживанием ре­ лигиозного мифа, привлекала его неоднократно. Уже в первом"серьеаном" рассказе Чехова "Святою ночью" (1886) в центра внимания ока8влась проблема: живо ли слово Евангелия? Умерший как раз накануне пасхальной ночи монах Николай, "имевший дар" писэть акафисты, отнюдь не "жег глаголом сердца людей", ибо даже собратья-монахи глумились нвд его трудами, и читатель у него был один-единственный, кроткий Иероним, память которого даже не сохранила подлинных текстов друга. Цитируя литургические тексты, восхваляющие "древо светлоплодовитое" 1ивотворящего Креста, Иеро­ ним беспомощно замечал: точно так вот и Николай писал!.. Да и со 129