ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК №6 1976г

на тесноту в блиндаже. С ними «он не чувствовал ни м а ­ лейшего страха или неудовольствия» (4, 108). Толстой сле­ дит за тем, как чувство страха у Володи постепенно сменя­ ется сознанием того, что он не хуже других, что он тоже не трус, «он д аж е тщеславился своею храбростью,— франтил перед солдатами, вылезал на банкет и нарочно расстегнул шинель, чтобы его заметнее было» (4, 110). Тщеславный, наивный мечтатель, Козельцев-младший, попав в боевую обстановку, окончательно освобождается от заблуждений «милитаристского идеализма» (термин принад­ лежит Л. Гроссману). Вместо войны воображаемой, какой она представлялась Володе в мечтаниях, он столкнулся с войной настоящей. Однако Козельцеву-младшему недоста­ вало жизненного опыта, знаний и умения руководить людь­ ми, чтобы совершить тот героический подвиг, о котором он мечтал по дороге в Севастополь. Образ Ерошина раскрыт Бондаревым более скупо. Автор не дает детального описания внешности молодого лейтенан­ та, не останавливается подробно на воспроизведении его пе­ реживаний, настроений накануне боя. Только в десятой г л а ­ ве он показан в щегольских хромовых сапожках, подающий веселым, звенящим голосом команды, молодой, энергичный, горящий боевым задором. Д л я него характерно юношески восторженное восприятие жизни, его мечтания несколько н а ­ поминают наивные мечтания Козельцева-младшего. Представление Ерошина о его возможной смерти было т акже довольно наивным и перекликалось с подобными представлениями Володи Козельцева. В сознании Козельце­ ва-младшего как результат чтения им произведений писате- лей-романтиков сложилась типично романтическая концеп­ ция войны. Вдали от военных действий у него было совер­ шенно превратное представление о том, что его ждет в Севастополе. Так же наивно, необычно, «героически» вооб­ р аж а л свою смерть Ерошин. Погиб же Ерошин, попав под бомбежку, обычно и жестоко. От него уцелел только новень­ кий лейтенантский погон, полевая сумка и, главное, о нем осталась добрая память солдат. Д аж е в манере описания размышлений Ерошина слышатся толстовские интонации: «Это кричу не я,— мелькнуло у Ерошина.— Но почему я л е ­ жу? Что я делаю? Нельзя показывать, что я боюсь. Я ничего не боюсь. Надо встать, посмотреть, где люди... орудие... Они заметили его с воздуха...» (стр. 141). Следование лучшим традициям Толстого-баталиста в 1 3 0