ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК №6 1976г

(тени), которых нет в действительности. Живописец не пови­ нен в том, что некоторым — тень, сделанная им на лице к а р ­ тины, представляется черным пятном, которого не бывает в действительности; но живописец повинен только в том, еж е ­ ли эти тени положены неверно и грубо... И потому, не отри ­ цая того, что положенные мною тени, вероятно, неверны и грубы, я ж елал бы только, чтобы те, которым покажется очень .смешно, как Наполеон говорит то по-русски, то по- французски, знали бы, что это им каж ется только оттого, что они, к а к человек, смотрящий н а портрет, видят не лицо с светом и тенями, а черное пятно под носом» (16, 9 ). iB этом случае Толстой выступает против того, что современный ис­ следователь называет «инфантильной доверчивостью» чита­ теля б, и стремится воспитать в нем ощущение эстетической условности в акте восприятия. Только что приведенное вы ­ сказывание Толстого проливает свет н а всю последующую историю замены и восстановления французского текста в прижизненных изданиях «Войны и мира»: стремление со х р а ­ нить адэкватность восприятия в конечном счете пересилило в нем первоначальное ж елани е искусственно «демократизи­ ровать» текст романа. Кроме того, писатель все более реш и ­ тельно полагался на тезис о том, что читателя .нужно не предварительно готовить к глубокому восприятию, а приви­ вать его в самом процессе чтения. Создавая роман, Толстой выдвинул и еще одну ориги­ нальную идею, связанную с разнообразием читательского круга. Весьма различный уровень восприятия одних и тех же вещей предстает для него не как «разоружающий» фактор, а как новый импульс творчества. Р азница напряж ения на противоположных полюсах «читательского» магнитного поля пробуждает в художнике новые творческие усилия. Создавая сложный образ Билибина, Толстой вдруг задум ался над тем, как будет понят этот образ. В дневнике появляется запись: «Коли б были бог поэзии и искренности, кому бы досталось царство небесное — Константину или Владимиру Черкасско­ му? Одна из главных струн п и с ан ья— контраст поэзию чув­ ствующего и нет» (48, 62). Именно эта «струна» заставляла Толстого читать отрывки из «Войны и мира» д аж е невос­ приимчивым людям и таким «негативным» образом выверять свои образы 7. Позднее, в 80-е годы, он доведет эту мысль до парадокса: он будет уверять, что самым ценным д ля него читателем является совершенно неподготовленный человек. И вместе с тем обнаруж енная Толстым «струна писанья» за- 13