ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК №5 1975г

хотя голос его здесь наиболее объективен по сравнению с двумя другими толстовскими романами. По-иному обстоит дело с правом на суд и оценку у Д о ­ стоевского. Есть в произведении Толстого лицо, сходное скорее с ге­ роями Достоевского, закрывающимися, ощетинивающимися при всяком прикосновении со стороны, агрессивно не прини­ мающими чужого участия. Не случайно этот персонаж нахо­ дится на периферии изображения. Это Николай Левин. И для него характерно активное неприятие всякой завершенной оценки извне. У него раздражение вызывает, что только не­ давно приехавший брат уже «все понял и оценил» в его по­ ложении (81). Так и Раскольников часто ощущает «свое обычное неприятное и раздражительное чувство отвращения ко всякому чужому лицу, касавшемуся или хотевшему толь­ ко прикоснуться к его личности» 5. Поэтому в системе Достоевского оценивающий находится от оцениваемого на значительном расстоянии и избегает д а ­ вать свое окончательное мнение, завершенную оценку, отка­ зывается от комментирования чужого поведения. Это подчас следует и из того факта, что оценивающий сам еще не знает истины, не уверен в ней. Он не сомневается в моральных ценностях, но истина и мораль у Достоевского не адекватны. Основное же передоверяется самой личности, подвергаемой оценке. Отсюда — принцип «дело чужой совести», если упо­ требить формулу Версилова, который оговаривает свое не­ вмешательство в самоопределение других людей. Сам решает человек, сам несет свой крест. И благоговейное доверие зву­ чит в словах Мак ара Ивановича Долгорукого о тех людях, у кого «сердце неспокойное»: «...сам казнит себя человек. А ты их обходи и им не досаждай, а перед ночным сном их поминай на молитве, ибо таковые бога ищу т»6. На принципе невмешательства, на неприятии чужого суда строятся отношения между личностями в мире Достоевского, и ссылка художника на высший суд при истолковании «Анны Карениной» этим и обусловлена. Верховный судья в таком случае высоко и далеко, и нет его посредника-представителя среди трагически живущих людей, как нет соответствующей ему инстанции и в структуре романов Достоевского. Отсюда — урезанное знание повествователя о происходя­ щем (в большинстве романов этого периода он знает о том, что происходит сию минуту, но не в целом). Не дает он ши­ роких квалификаций совершающихся событий, не стоит «над» 61