ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК №5 1975г

Преемственные связи между Лермонтовым и Толстым обусловлены не только общностью их творческих принципов, ведущих начало от намеченных Пушкиным основ «шекспири- зации» в создании художественных образов, с тенденцией к многогранному изображению человеческой личности во всей ее сложности и противоречивости. Истоки этой общности, по-видимому, надо усматривать отчасти в родственности д а ­ рований обоих писателей, а т акже в сходстве их взглядов на человека и его назначение, на искусство вообще. Лермон ­ това и Толстого в их напряженных поисках истины, в стрем­ лении «проявить, высказать правду о душе человека» сбли­ жа е т то, что оба писателя в создании типических х ар а к т е ­ ров большое значение придавали своему личному психологическому опыту, что, в свою очередь, связано с фи ­ лософским осмыслением писателями проблемы человеческой личности, ее душевного мира. Как и для Лермонтова, для Толстого «душевный мир человека составляет не только его личную сферу, в нем отражается всеобщий закон ж и з н и » 3. В знаменитых словах из предисловия к журналу Печорина: «История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она — следствие наблюдений ума зрелого над самим собою...»4 примечательна т акже последняя часть «...когда она («история души человеческой» — А. С.) — следствие наблюдений ума зрелого над самим собою». Здесь напрашивается сопоставление со словами Печорина: «Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его...» (т. 6, стр. 324). Эти слова обычно в специальной литературе о «Герое н а ­ шего времени» толкуются только как свидетельство рефлек­ сии, раздвоенности сознания, душевного р а зл а д а героя Л е р ­ монтова. Однако смысл их более емкий. В них, ка к и в сло­ вах самого автора о том, что изображение «истории души человеческой» любопытно и полезно, если это изображение— «следствие наблюдений ума зрелого над самим собою», вьфажен творческий принцип Лермонтова, заключающийся в том, что психологию человека, его затаенные движения души писатель изучает на самом себе. Этот принцип писате­ ля связан с его глубоким убеждением в тесных связях твор­ ческой личности с другими людьми, отсутствия какой бы то ни было исключительности. В предисловии к своему ро­ ману он заявлял : «Герой Нашего Времени, милостивые госу­ дари мои, точно, портрет, но не одного человека: это порт­ tot