ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК №2 1964г

го вагоны различаются по быстроте их пробега перед глядя­ щим на них извне, Блок же описывает вагоны, как бы в них заглядывая внутрь, различая их по «классовому» (тут уже «классы» — и в социальном смысле этого слова) поведению пассажиров: в первом и втором классах молчат, в третьих— плачут и поют... Некрасов об одной реплике Толстого В рассказе «Севастополь в мае» (гл. 15) Толстой пишет: «Недоставало только Праскухина, Нефердова и еще кой-ко го, о которых здесь едва ли помнил и думал кто-нибудь те­ перь, когда тела их еще не успели быть обмыты, убраны и зарыты в землю, и которых через месяц точно так же забу­ дут отцы, матери, жены, дети, ежели они были или не забы­ ли про них прежде» *. Вчитаемся внимательно. Что здесь, собственно, Толстой утверждает? Ни более, ни менее как то, что никто в мире, не исключая и самых близких родных (отец, мать, жена, дети), не сохраняет памяти об умершем больше месяца, а то и того меньше. Утверждение это, конечно, очень смелое. Как на него реагировали бы современники «севастопольского» Тол­ стого, среди них и родные павших на войне, мы сказать не можем, так как цензурой это место в рассказе Толстого, напечатанном в «Современнике», было изъято. Но одному замечательному современнику тогдашнего Толстого эта его мысль была известна, так как он читал рассказ в рукописи. Это—редактор «Современника» Некрасов, стихотворение ко­ торого «Внимая ужасам войны» является, по моему мнению, полемическим откликом на вышеприведенную реплику Тол­ стого: Внимая ужасам войны, При каждой новой жертве боя * С утверждением Толстого, что самые близкие недолго помнят умер шего, мы встречаемся в произведениях Толстого неоднократно. Так и в «Хаджи Мурате», законченном 50 лет спустя после «Севастополя в мае», Толстой эту свою горькую мысль иллюстрирует тем, что, когда солдат Петр Авдеев был убит на войне, то, получив об этом сообщение, его мать «повыла, покуда было время, потом взялась за работу... Солдатка Ак­ синья тоже повыла, узнав о смерти любимого мужа... Она жалела и му­ жа и всю свою погубленную жизнь. И в своем вытье поминала и русые кудри Петра Михайловича, и его любовь и свое горькое житье с сирот­ кой Ванькой... В глубине же души была рада смерти Петра. Она была вновь брюхата от приказчика, у которого она жила и теперь никто уж не мог ругать ее и приказчик мог ее взять замуж»... (гл. 8). В том же «Хаджи Мурате» (гл. 20) Толстой воспроизводит из «Сбор­ ника сведений о кавказских горцах» чечено-ингушскую песню о смерти джигита: «Высохнет земля на могиле моей, и забудешь ты меня, моя родная мать. Порастет кладбище могильной травой, заглушит трава твое горе, мой старый отец. Слезы высохнут на глазах сестры моей, улетит и горе из сердца ее...» Правда, джигита убитого будут помнить его братья, но и те только до свершения кровной мести. 72