ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК №2 1964г

Во второй половине 20-х годов в советской литературе- усилилась критика толстовского квиетизма («Разгром» Фа­ деева, «Братья» Федина). В этой критике принял участие Иванов своей новой повестью «Гибель Железной» (1929). Особенно это заметно в обрисовке образа Тимофея Болды­ рева. Когда часть красной дивизии оказалась отрезанной белополяками, она совершает рейд по тылам противника. Во время этих переходов и боев из числа примкнувших парти­ зан постепенно выделяется фигура Болдырева. Это очень живой, умный, энергичный человек, который в конце рейда уже командует остатками дивизии. Но вот после больших потерь,победа одержана, и новый комдив отдыхает: «Болдырев сидел на низенькой скамеечке, плотно соеди­ нив ноги. На нем была все та же рваная гимнастерка, в которой он ездил по землям «Половецкой республики», и только сапоги у него были новые. Болдырев с жалостью смотрел на сильно исхудавшее лицо Плешко, на его ввалив­ шиеся глаза. И Болдырев, тихо улыбаясь в рыжую свою бороденку, слушал, стараясь сделать самое внимательное лицо, хотя все то, что докладывал Плешко, было давно из­ вестно» (II, 217). Нетрудно заметить сходство этого эпизода с поведением Кутузова на военном совете в Филях. Есть основание пред­ полагать, что Иванов сознательно добивался этого сходст­ ва, но только для того, чтобы окончательно утвердить свою мысль о решающей роли народа в исходе войны. Напом­ ним, что в те годы, когда писалась «Гибель Железной», ли­ тературоведы и многие писатели считали, что Кутузов изо­ бражен Толстым как пассивный деятель, ожидающий яко­ бы решения судьбы сверху. Против такого Кутузова Иванов и «заострил» образ Болдырева. Но полемизируя с Толстым-проповедником, Иванов продолжает учиться у него мастерству лепки характера.. В частности, в конце 20-х гг. он стал чаще прибегать к пси­ хологическому анализу. Дело в том, что в «Партизанах» и «Бронепоезде» внутренний мир героев раскрывается не пу­ тем психологического анализа, а через диалог и «внешний жест» (мимику, движение, интонацию). В этих произведени­ ях мы не встречаем внутреннего монолога и прямой автор­ ской характеристики переживаний героя («Вершинин насу­ пился и строго, глядя куда-то подле китайца, с расстановкой сказал»... «Вершинин, почувствовав ослабление тела, сел на камень»). Насколько важную роль играет в «Бронепоезде» «внешний жест», можно представить по знаменитому эпизо­ ду «распропагандирования» американского солдата, а так­ же путем сопоставления сходных сцен из повести Иванова и «Войны и мира». В том и другом произведениях есть эпизо­ ды, в которых герои поставлены, если так можно сказать,. 265