ТОЛСТОВСКИЙ СБОРНИК №1 1962г

славлю. Потому что он к истине человека звал» (стр. 408) Добрая и скромная, задавленная нуждой Ольга Ивановна поддерживает мужа: «Верно, Тиша, что верно, то верно! Он был совестливый. Он бедных людей не притеснял, граф-то Толстой, а всю жизнь помогал» (стр. 407). Мешков в этих проникновенных словах обездоленных людей, прославляющих Толстого, усматривает крамолу, бун­ тарство: «А ты что же здесь— чтения воскресные открыл, что ли? Толстовство, может, проповедуешь?.. За тобой по­ лиция следит, а я тебя держать буду? Чтобы ты тут Тол­ стым людей мутил» (стр. 406). Ненависть к Толстому Меш ков пытается прикрыть ханжескими словами о христианском сочувствии. Но яростно спорящий с ним Тихон Парабукин с возмущением срывает лицемерную маску с Мешкова, го­ ворящего с голоса церковников: «Ну да! Нечестивец! Ана­ фема! Гришка Отрепьев! Как бы не так! Он чище тебя! Чи ще всей твоей кеновии со свечками и с ладаном. Кеновия только знает, что всякое справедливое слово гонит!» (стр. 407). «Ты бы ему кол дсицовый в спину вколотил» (стр. 409). А Мешков, выгоняя Парабукиных на улицу, дает по­ нять, что его бесчинства получат одобрение у властей, в по­ лиции: «В полиции ты запоешь по-иному. Там твоих мани­ пуляций с графом не потерпят» (стр. 409). С именем Толстого тесно связана в романе и тема искус­ ства. Толстой постоянно фигурирует в спорах, которые ве­ дут герои романа относительно того, как искусство должно соотноситься с жизнью, каким должен быть челове-к искус­ ства. Провинциальный актер Мефодий видит силу искусства Толстого в том, что его книги «глаза промывают», пробуж­ дают лучшие чувства, высокие стремления: «Как будто из оврага тропинка какая появляется кверху и манит — ступай смелее! А ведь ты, думаю, Мефодий, забунтуешь, смотри за­ бунтуешь» (стр. 244—245). Для актера Цветухина, всю жизнь посвятившего непре­ станным творческим поискам, величие Толстого состоит, прежде всего, в подлинной народности его искусства: «Если мы станем учиться у жизни— будет толк. Как он учился Как он творил ради жизни, а не ради завитушек. Если нет, то мы так и останемся завитушками... Вместе с нашим ис­ кусством!» (стр. 401). И все же из всех героев фединской трилогии Толстой наиболее близок драматургу Александру Владимировичу Пастухову. На первых порах в своем творчестве Пастухов еще далек от большого искусства, он бродит в потемках, не имея ни твердых взглядов на жизнь, ни определенной эсте­ тической позиции. Он поднимает тост «за художника, про­ тив копировщика. За Толстого, против Золя. За бога искус етва — воображение» (стр. 163). Но Пастухов вкладывает 70