МЫСЛЬ ВНЕ ВРЕМЕНИ И ГРАНИЦ

115 презентация, которую не передавали портреты, и сбивала с толку – лицо писателя «выглядело иначе, чем на портретах», что позволяло сделать вывод о недоста- точно профессионально выполненной художником работе. А раз было запечат- лено не то – нетипичное, нехарактерное, мимолетное, приходилось компенсиро- вать это словесным портретом. Таким образом через портрет авторы пытались сформировать «нужное» отношение к герою. Такое риторическое воздействие на читателя становится одной из типичных черт интервью начала XX века. Прием знакомства с героем через портретную зарисовку воспринимался как жанровое требование интервью. Также во всех интервью присутствовали ремарки на тему оправдавшихся или неоправдавшихся ожиданий интервьюера. Так, например, Сергей Ратов, описавший свою первую встречу с Толстым в 1902 году, как раз и начинает с того, что «судя по рисункам и портретам, я ожидал встретить лицо суровое, с выражением сосредоточенным и даже фанатичным, но все фотогра- фии, рисунки не смогли передать того, что в этом лице было» [3, 5]. Достаточно любопытно, что и в беседах авторов, уже знакомых до интервью с писателем, мотив открытия в нем новых черт также присутствует: каждое новое свидание позволяло увидеть Толстого в каком-то новом образе. Многие из тех, кто писал о Толстом, чувствовали «странную раздвоенность восприятия писа- теля». Э. Г. Бабаев объяснял это тем, что Толстой оказывался разным, в зависи- мости от того, смотрели ли на него изо дня сегодняшнего, или воспринимали сквозь призму вечного. «Как будто менялось освещение, и он представал перед ними [современниками] в новом облике, то как историческое лицо, то как мифо- логический образ» [1, 266]. Журналисты, создававшие миф о Толстом, нередко выводили его на уровень библейских персонажей. Используя возможности высо- кого стиля, используя «лик» вместо «лица», «очи» вместо «глаз», создавали образ «библейского персонажа» или былинного богатыря. Э. Г. Бабаев, рассуждая об изменчивости образа Толстого, о двух его глав- ных ипостасях – «вечной» и «современной», в качестве примера использует твор- чество М. Е. Репина. Он пишет: «И. Е. Репин написал реалистически портрет Толстого «на диване за чтением». Но ему же принадлежит рисунок «пахарь», несомненно, связанный с мифологическим представлением о Микуле Селянино- виче. И оба эти изображения кажутся нам необходимыми и правдивыми, когда речь идет о Толстом и тайне его «образа» [1, 266]. Что касается интервьюеров, то они, как и современные авторы, старались вписать Толстого в контекст бытовых подробностей. Сейчас изображать героя «в интерьере» стало практически жанровой чертой интервью. В то время журна- листы этот путь только осваивали, но, оказавшись в усадьбе или в доме в Хамов- никах, понимали, что нельзя этим не воспользоваться. Конечно, содержание бе- седы важно, но читателям наверняка будет интересно прочитать и про обста- новку, в которой великие мысли рождаются. Мастерство интервьюера проявля- лось в том, что какие бытовые детали выбирались для изображения.