Л. Н. Толстой в сознании человека цифровой эпохи

90 так убедительно он умел говорить и так все зависящие от его денег люди, начи- ная с Никиты, поддерживали его в этом убеждении, что он не обманывает, а бла- годетельствует их» [4]. Но вот, заблудившись в пути, на пороге неминуемой смерти, Василий Бре- хунов словно переосмысливает свою жизнь. Примечательно, что этот мотив про- зрения героя тесно связан с другим мотивом – мотивом сна и пробуждения. Отыскивая убежавшую лошадь, Василий Андреевич вдруг погрузится в какой- то водоворот мыслей и впечатлений: «Роща, валухи, аренда, лавка, кабаки, же- лезом крытый дом и амбар, наследник… как же все это останется? Что ж это такое? Не может быть!» [4]. И далее: «Не во сне ли все это?» [4]. Герой словно пробуждается от дурного сна своей жизни и становится спасителем умирающего от холода работника Никиты. Причем спасает он Никиту, повинуясь порыву своей души. Василий Андреевич проявляет такую заботу о своем работнике, та- кое ласковое отношение к нему, какое прежде и представить было трудно: «– А вот то-то, а ты говоришь – помираешь. Лежи, грейся, мы вот как…» [4]. И «слезы выступили ему на глаза… Он перестал говорить и только глотал то, что подсту- пало ему к горлу» [4]. Это не просто слезы страха и отчаяния – это слезы про- светления, прозрения. С мотивом пробуждения совести тесно связан мотив прощения. Никита отличался трудолюбием, ловкостью, силой, а еще – добрым (в трез- вом состоянии) характером, но из-за своего пьянства нигде подолгу не задержи- вался, поскольку, «кроме того что пропивал все с себя, становился буен и при- дирчив» [4]. Из-за этого его оставила жена, которая уже двадцать лет жила с бондарем, и все жалованье Никиты «отдавалось его жене, и Никита не проти- воречил этому» [4]. Не противоречил – потому что чувствовал свою вину перед женой и уже в душе, видимо, простил ее. А спустя двадцать лет, перед смертью, уже открыто просил у нее прощения и, в свою очередь, простил ее за то, ушла от него. Дарованное человеку умение прощать – разве это не путь к душевному спа- сению? Поскольку герои отправляются в дорогу в зимнюю непогоду, в рассказ вхо- дит еще один важный мотив – мотив природной стихии. Причем мотив этот пред- ставлен в развитии, градации. Сначала по полю только «кружило», дул ветер, который затем сделался таким сильным, что кренил набок сани, сбивал лошадь; путники «въехали в… снежное, сверху и снизу бушевавшее море» [4]. Мотивы ветра, метели уже встречались в более ранних произведениях Л. Н. Толстого – вспомним повесть «Метель» 1850-х годов или роман «Анна Каренина» 1870-х. Стихия здесь – как предвестник перемен в жизни героев. Таким предвестником становится она и в рассматриваемом нами рассказе. В этой снежной пучине герои заблудились. Так появляется еще один мотив – мотив дороги, который оказывается тесно связанным с мотивом природной сти- хии. «Подъехав к уныло гудевшим на ветру лозинам, лошадь вдруг поднялась передними ногами выше саней… – Вот и приехали, – сказал Никита, – а незнамо куда» [4]. И невольно вспо- минается пушкинское: «Хоть убей, следа не видно; / Сбились мы. Что делать нам! / В поле бес нас водит, видно, / Да кружит по сторонам» [3].