Л. Н. Толстой в сознании человека цифровой эпохи

82 настоящую русскую деревню, патриархальные устои которой рушатся под натиском капитала. Он без всяких прикрас рисует «тьму», в которой пребывает эта деревня. Драму ставили во всех русских театрах и в театрах – Парижа, Же- невы, Амстердама, Милана, Рима, Турина, Венеции, Генуи, Берлина. Комедия «Плоды просвещения» (1886–1890) является беспощадным обли- чением паразитического существования господствующих классов. Разоблачение этой жизни оттеняется противопоставлением ей подлинной жизни – жизни тру- дового народа. Е. Смирнова отмечает, что нетрудовая жизнь является причиной нравствен- ного ничтожества людей. Интересы их бессмысленны, бесполезны, имеющие только внешнюю значимость. В «Живом трупе» Толстой выступает как обличитель всех тех учреждений, при помощи которых держится буржуазное общество – это церковь, суд, мили- таризм, «законный» брак, буржуазную науку. Эта пьеса впервые была постав- лена через год после смерти Толстого и стала одним из самых лучших спектаклей в художественном театре. В своих лекциях Е. Смирнова говорит о замечательном языке пьес писателя, уменье создавать правдивые человеческие характеры и, главное ставить важней- шие вопросы данной эпохи. И в заключении можно подвести итог вышеизложенного: авторы данных ра- бот раскрывают всю глубину и мощь писательского искусства Л. Н. Толстого. Через свои произведения он стремился понять, осознать веру простого народа и улучшить их бедственное положение, никогда не пытался скрыть суровую правду службы русского солдата, с героическим спокойствием изобличал преступления общества. Толстой был просветителем и гуманистом, борцом и просто человеком. Его наследие столь велико, а сама жизнь столь сложна и неоднозначна, что до сих пор ученые, литераторы, искусствоведы всего мира продолжают изучать и пытаются понять великого писателя. В СМИ факультета журналистики МГУ упоминался такой случай. Владимир Набоков, войдя в аудиторию, чтобы объяснить американским студентам, что такое русская литература, распорядился поплотнее задернуть шторы. «Темно? – спросил он. И, получив подтверждение, попросил включить один софит. – Стало светло? – спросил он. – Это – Пушкин. Теперь включите второй. Светлее? Это – Чехов. Теперь раздерните шторы. В аудиторию ворвался солнеч- ный свет. Это – Толстой».