Л. Н. Толстой в сознании человека цифровой эпохи

50 проявлении внутренних изменений в герое тоже; при этом – «сохранившие еще молодого цвета» щеки около глаз и рта. Закономерно заключение следующего абзаца: «легко можно было угадать по лицу ту пору жизни, когда совершилась уже борьба молодости со зрелостью, когда человек перешел на вторую половину жизни, когда каждый прожитой опыт, чувство, болезнь оставляют след» [1, с. 5]. И эта борьба напрямую отражает внутреннее неуспокоенное состояние Райского. «Только рот его сохранял, в неуловимой игре тонких губ (знак ранимости) и в улыбке, молодое, свежее, иногда почти детское выражение» [1, с. 5]. Внутри героя уживаются, с одной стороны, усталость и тоска, с другой – детскость и «непосредственность». Обратимся к другому портрету – Ивана Ивановича Аянова – он дан с пози- ции психолога: через лицо автор дает характерологию героя, и мы видим его внутреннее состояние. «Спокойствие лица», точнее «равнодушное ожидание ко всему, что может около него происходить»; смышленый взгляд, неглупые губы, смугло-желтоватый цвет лица (изжелта-смугловатый у Райского) с сильной про- седью волосы, «умеренные движения, сдержанная речь и безукоризненный ко- стюм – вот его наружный портрет,» [1, с. 6] – пишет Гончаров. Но это и психо- логический портрет одновременно – его внутреннее состояние. Умеренность, сдержанность, безукоризненность – это, с другой стороны, и возрастной харак- терологический портрет Аянова. Другим примечательным моментом, прямо указывающим на соотношение портретной характеристики и определенного внутреннего (психологического) состояния (в этом видны наблюдения и самого Гончарова) является эпизод, когда Райский пространно говорит, что можно прочитать по лицам людей: «Ты на их лицах мельком прочтешь какую-нибудь заботу, или тоску, или радость, или мысль, признак воли: ну, словом, - движение, жизнь!»[1, с. 13] Это для Райского легко: «Тут семья и дети, значит, было прошлое»[1, с. 13]; «Там глядит страсть» или «живой след симпатии… значит, есть настоящее»[1, с. 13]; «А здесь на мо- лодом лице играют надежды, просятся наружу желания и пророчат беспокойное будущее…»[1, с. 13]. Явная тяга к проявлениям «жизни» в разных ее ипостасях: прошлого, насто- ящего, будущего – именно «живое, подвижное, требующее жизни и отзывающе- еся на нее…» [1, с. 13]. Таков подход И.А. Гончарова к созданию портрета в романе «Обрыв». Лев Николаевич Толстой в «Утре помещика» идет немного другим путем. Первая портретная «характеристика», которую мы встречаем только во II главе 1 части, лаконична и касается одежды – «легонькое пальто». И далее автор лишь рисует обобщенные очертания главного героя – Нехлюдова: это «был высокий, стройный молодой человек с большими, густыми, вьющимися темнорусыми во- лосами, с светлым блеском в черных глазах, свежими щеками и румяными гу- бами, над которыми только показывался первый пушок юности» [2]. В этом опи- сании акцент делается на блеск глаз, свежесть щек и румяность губ – своеобразный яркий нюанс, показывающий юность во всей ее красе. Дальнейшее в описании героя лишний раз подчеркивает молодость не только во внешнем ее проявлении, но и как внутреннее состояние жизненной наполненности героя: