Духовное наследие Л. Н. Толстого в контексте мировой литературы и культуры

86 усовершенствование личности» . Однако подобные нравственные идеи пропа- гандируются в притче не напрямую, в отличие от басни, а «через скрытый совет, тайный намек» [2, с. 206], и это делает притчу особым жанром. Нравоучительность, являясь важной особенностью басни, может быть вы- ражена структурно: в виде поучения или вывода, обычно в конце текста, но мо- жет стоять и в начале произведения, например, в басне Крылова «Ворона и ли- сица». Если в тексте басни нет отдельно вынесенной морали, то её поучительный смысл может быть передан самим текстом басни или её заголовком, с помощью различных способов выражения оценки героев и позиции автора. В баснях Толстого мораль как структурный элемент отсутствует, она не вы- ражается ни в заглавии, ни в авторской оценке, как это бывает в классической басне. У Толстого она словно «разлита» по всему тексту, автор не делает прямого вывода, поучительность обусловлена самой ситуацией, которая вплетена в си- стему морально-нравственных координат. И читатель, вынужденный делать са- мостоятельный выбор, вписывать себя в эту систему координат, становится ак- тивным участником воспитательного процесса. Тем самым значительно усили- вается дидактическое наполнение басен Толстого. Так, например, басня «Топор и пила» имеет открытый финал: «Но те мужики еще пуще рассердились друг на друга за то, что у одного был неточеный топор, а у другого пила тупая, и они стали драться » [4, с. 123]. Данная басня не только не предлагает готового нра- воучения, а подталкивает самостоятельно выстроить несколько моделей разви- тия ситуации, оценить их эффективность и целесообразность и только потом сде- лать вывод, какое поведение будет верным. Такое «поучение» без заданного вы- вода и понуждения, основанное на свободном выборе человека, характерно для Евангелия. Иисус рассказывает притчи народу, давая их толкование только из- бранным апостолам. Он не навязывает верного выбора, оставляя людям право решать самим. Большинство басен Толстого переводные, основаны на заимствованных сю- жетах. А именно притча, благодаря своим особенностям, относится к текстам, которые практически ничего не теряют в своем идейном содержании при пере- воде. Герои притчи не обладают индивидуальными признаками. Это некий (один) человек, некий (один) царь, крестьянин, некий отец или сын, т. е. человек вообще. Смысл притчи не в том, о каком человеке говорится, а какой выбор де- лает этот человек. В притче также нет указаний на конкретные место и время действия: её цель не изображение события, а сообщение о нем. Эта особенность принципиальна, потому что притча – для всех, для любого слушателя и читателя. Подобная универсальность отличает и басни Толстого. Все его басни начинаются не с описания обстановки или героев, а непосред- ственно с действия, события: «Осел надел львиную шкуру» [4, с. 98] , «Старик раз нарубил дров и понес» [4, с. 104] , «Один человек заказал пряхе тонкие нитки» [4, с. 108], «Шли по лесу два товарища» [4, с. 106]. Сходное начало мы наблю- даем и в притчах: «Один человек сделал большой ужин и звал многих» [1, с.84] , «Вышел сеятель сеять семя свое» [1, с. 72]. Следует отметить, что притча всегда фабульна. Ее фабула обычно связана с повседневной жизнью, основывается на типичных бытовых ситуациях. Фабула