Духовное наследие Л. Н. Толстого в контексте мировой литературы и культуры

63 жизнь. Впоследствии героиня легко выучивает «целую музыкальную пьесу» ради него и весенняя надежда на счастье сменяется с «тревогой счастия» [Толстой 1979, 85], с любовью, подвергаемой разным испытаниям. Ожидание Машей Сергея на закате представлено снова на природе, в сим- волическом месте – в окружении «женственных, целебных, влажных» деревьев, однако при опасности разрыва: «в тени лип над оврагом», см. также повтор пре- диката: «Я оторвала кривую плоскую ветку липы с сочными листьями и сочною корой, обмочившею мне руку, и, обмахивая Катю, продолжала читать, беспре- станно отрываясь и глядя на полевую дорогу, по которой он должен был прие- хать» [Толстой 1979, 86]. Жаркий и душный день предвещает грозу – прибытие Сергея (ср. влажность и сухость), однако героине ясно, что при встрече с ним тучи разойдутся, иносказательно, ссоры. Пыль и зной обозначают здесь лишь тяжкую жизнь трудового народа в противовес легкого и приятного счастья геро- ини. Герой такой же веселый и сияющий. Он обходит овраг и приходит с другой стороны, преодолевая препятствия и поступая вопреки ожиданиям. Цветочный и весенний мотив теперь переносится на его образ: от него те- перь «запахло фиялкой. … темненькою, которая пахнет снежком талым и травою весеннею» [Толстой 1979, 88]. Темный цвет и особый аромат определяют и вишни – «черные сочные ягоды» (ср. сочную липу). Презентация эпизода как нельзя лучше соответствует старшему Сергея, который будто с украдкой ест ягоды и тайком наслаждается своим счастьем: он «скатывал в шарик кусок виш- невого клею». Его влюбленная фигура уподобляется ребенку, однако по цвето- вой параллели скорее вишне: «покраснел, побагровел, как ребенок» [Толстой 1979, 89]. К тому же, от смущения и героиня рвет ягоды. Этот акт действия напо- минает срывание плода в райском саду. Вечерняя игра на фортепьяно перекликается с подобными эпизодами у Тур- генева, с тем отличием, что у Толстого все представлено с точки зрения героини (будто Лизы Калитиной), которая таким образом имеет возможность высказать свои чувства. Сходство обнаруживается и в описании летней ночи посредством луны – сближаются серебристый цвет и влажность: «Остальное все было светло и облито серебром росы и месячного света [Толстой 1979, 93]. В цветочный план романа входят и другие цветы: напр., георгины. В этой связи подчеркивается контраст света и темноты (тумана), а также влажности и оголенности. Цветовой эффект переливается в развернутую метафоризацию, в частности, аллей домами, приводится и олицетворение: «оголенные кусты си- рени все до сучьев были светлы. Все увлажненные росой цветы можно было от- личать один от другого. … аллеи казались … колыхающимися и дрожащими до- мами … макушка тополя … в ярком свете, а не улетела в уходящее синеватое небо» [Толстой 1979, 93]. Как цветы орошены, так и Маша промочит ноги, гуляя по аллее за руку с Сергеем. Героине кажется, «что там кончился мир возможного» он, а отож- дествляет аллею с «волшебной стеной красоты» [Толстой 1979, 94]. Между тем свежая ветка задевает ее по лицу, что усиливает чувство реальности происходя- щего. Она будто старается увериться в том, что все – не мираж. Этому способ- ствует и появление лягушки. Неопределенность придает и игра света и тени.