Духовное наследие Л. Н. Толстого в контексте мировой литературы и культуры

62 бледный и печальный» [Толстой 1979, 73]. А будущий муж кажется противополож- ным, более приземленным и реалистическим. Однако это он называет ее на языке цветов « девочкой-фиялкой», потом развивает свою же метафору, превращая ге- роиню в «целый розан» [Толстой 1979, 74]. Помимо этого, музыкальные мотивы также сопровождают образ героини. Если проследить изменение ее игры, то можно обнаружить, как она сама меня- ется. Зимой Маша не играет на фортепьяно, но для будущего мужа она постара- ется. Адажио (элегическое воспоминание) она исполняет хорошо, однако скерцо (быстрая, шутливая часть) ей не удается, так как она еще не восстановилась по- сле смерти своей матери. Маше хочется заслужить любовь Сергея и при этом ей кажется, будто насту- пает весна не только в окружающем мире, но и в ее доме, символизирующем ее душу: он наполняется «жизнью и светом». Героиня часто гуляет в прозеленевшем саду и слушает песнь соловьев. Флоро-семантический код романа Толстого поз- воляет установить соотношение между расцветанием сирени (см. белым и лило- вым пухом) и расцветанием души героини. Метафоризация вечерней природы, за- ката, а главное, влажности («Сильная вечерняя роса должна была лечь на траву» [Толстой 1979, 78]) также вписывается в этот ряд соответствий. Более того, влага словно демонстрируется и в самом тексте. По мере того, как Сергей приближа- ется, эффекты явлений усиливаются и это выражается также через посредство зву- кового повтора «л»: «Отовсюду сильнее запахло цветами, обильная роса облила траву, соловей защелкал недалеко в кусте сирени и затих, услыхав наши голоса; звездное небо как будто опустилось над нами» [Толстой 1979, 79-80]. Эти поэти- ческие компоненты образа природы наблюдаются и в соответствующих фрагмен- тах романа Тургенева, в которых пейзаж меняется по мере того, как молодая геро- иня (Лиза) оказывает влияние на стареющего героя (Лаврецкого). Сергей первым высказывается о своей любви к природе в имении Маши По- кровском, представляющем для него новую, юную любовь. Песня соловьев ве- чером определяется как «отрывистая и нерешительная», а ночью – как «нетороп- ливая, спокойная» [Толстой 1979, 81]. Они «заливаются звонкой трелью», словно передавая влажность. Таким образом птицы метафоризуют героев, однако голоса перекликающихся птиц кажутся героине чуждыми, так как сами герои молчат и вместо слов говорят лишь их взгляды. Созвучие слов с «л» пронизывает дета- лизацию и этого момента (ср. с тем же у Тургенева) и переносится на само слово: «Чуть слышно заколебался лист, полохнулось полотно террасы, и, колеблясь в воздухе, донеслось что-то пахучее на террасу и разлилось по ней. Мне неловко было молчать … Блестящие глаза в полутьме оглянулись на меня. – Отлично жить на свете! – проговорил он» [Толстой 1979, 82]. Ощущение чуждости может возникнуть и вследствие того, что Маше ка- жется, она огорчила Сергея, пытавшегося узнать у нее, готова ли связать свою жизнь с более старым человеком. Это маркируется как природной метафорой, так и актом действия героини: она смотрит в сад, «в росистом тумане» и в «ночных звуках» она видит и слышит «все то, что хотела видеть и слышать» [Толстой 1979, 82]. Как и трель соловьев, так и личность героя является для нее «чужим миром». Она постепенно осваивает его мысли и чувства, утверждая, что они «осветили» ее