Духовное наследие Л. Н. Толстого в контексте мировой литературы и культуры

51 собраниях, задумал прекратить отношения с женой либерального уездного пред- водителя, с упоением и искусно подыгрывает княжне Корчагиной, помышляю- щей заманить его в свои сети, словно весьма ценную добычу. Вся его жизнь устроена в высшей степени безупречно и с привычной роскошью и ему было от- радно «чувствовать свою власть над большою собственностью» [Толстой, 20], хотя и с досадой он осознавал свое бессилие в занятиях живописью, а его вещи «были самого первого, дорогого сорта, незаметные, простые и ценные» [Толстой, 17], тогда как его нравственная жизнь была пустышкой и дешевкой, что и наме- ревался он устранить после женитьбы. Нехлюдов, вовлеченный в безалаберную круговерть светской суеты, счи- тает своей святой обязанностью судить других после причисления к присяжным заседателям, на лицах которых «был отпечаток некоторого удовольствия совер- шения общественно важного дела» [Толстой, 24], да и он сам был преисполнен самоуверенности в оправданности затеянного и выделяющего его из других и чем-то развлекающего: «Теперь надо добросовестно, как я всегда делаю и счи- таю должным, исполнить общественную обязанность. При том же это часто бы- вает и интересно» [Толстой, 23]. На вопрос фамильярного Петра Герасимовича «Не отвертелись?», для которого участие в суде – обязательная повинность, Нехлюдов строго и сдержанно отвечает «Я и не думал отвертываться» [Толстой, 25]. Именно на процессе об отравлении Нехлюдов впервые за много лет встре- чает Катюшу Маслову. Суд представляется Толстому воистину бесовским действом, основанным на Законе «зуб за зуб», который и был отвергнут Христом, привнесшим в мир спасительную Благодать. Судьи уверены в своей правоте, осуждая падение нра- вов, однако часто они же сами и отмечены чертами безнравственности: «Предсе- датель был высокий, полный человек с большими седеющими бакенбардами. Он был женат, но вел очень распущенную жизнь, так же как и его жена» [Толстой, 26]. А судебный пристав «был честный человек университетского образования <…> пил запоем» [Толстой, 29]. Таков же и Нехлюдов, преступавший неписаный закон, но считавший себя вправе судить по правовым нормам и оправдывающий себя Законом. С таким душевным настроем Нехлюдов на заседании суда сталки- вается с обвиняемой Катюшей Масловой, оставшейся в той прошлой жизни, с которой он распрощался в свете установок на приемлемое для его круга само- определение, и переживает отнюдь не отвлекающее от унылой обыденности впе- чатление, но неожиданно для самого себя сущее потрясение, потому что, полу- чается, она оказалась на скамье подсудимых не без его участия: «<…>он весь весь был поглощен ужасом перед тем, что могла сделать та Маслова, которую он знал невинной и прелесной девочкой» [Толстой, 41]. Впервые с Катюшей Нехлюдов встретился у тетушек еще студентом пер- вого курса, переживая «восторженное состояние, когда в первый раз юноша не по чужим указаниям, а сам по себе познает всю красоту и важность жизни и всю значительность дела, предоставленного в ней человеку, видит возможность бес- конечного совершенствованию и своего, и всего мира и отдается этому совер- шенствованию не только с надеждой, но и с полной уверенностью достижения всего того совершенства, которое он воображает себе» [Толстой, 48]. Он был