Духовное наследие Л. Н. Толстого в контексте мировой литературы и культуры

241 самая перемена от земного к неземному, которая бывает на лице покойников; но там прощание, здесь встреча» (Юб. Т. 19, с. 295). Рождение ребенка – естественное чудо, которое становится в мире Толстого «отверстием» в высший мир. Толстой верит в Бога не потому, что получил от- кровения свыше, а потому, что в повседневной жизни есть события, которые спо- собны пробудить в душе веру. О ситуациях, способных породить естественную веру размышляет совре- менный американский философ и богослов Алвин Карл Плантинга (1932), со- здавший теорию «sensus divinitatis». «Как пишет он сам: “Sensus divinitatis – это предрасположенность или набор предрасположенностей к формированию теи- стических убеждений в различных обстоятельствах в ответ на разного рода усло- вия или стимулы, которые запускают работу этого чувства божественного”. Этот механизм предусмотрен Богом в качестве естественного средства богопознания и является “врожденным”» [Гаспаров, 2018, 52]. Николай Бердяев в работе «Ветхий и Новый Завет в религиозном сознании Л. Толстого» указывает на ветхозаветность мироощущения Толстого. Можно сказать, что Толстой в своем опыте духовной жизни не только опирается на за- поведи Ветхого Завета, предпочитая им новозаветное откровение, но и на здра- вый смысл, столь ценимый эпохой Просвещения. Он принимает только ту веру, которую одобряет здравый смысл и который не противоречит повседневному опыту. В обыденной жизни воскресения нет, Толстой полностью основан на естественном откровении, которое вложено в сами законы бытия, поэтому он от- рицает краеугольный камень христианства – веру в Воскресение Христово. Великим проповедником веры для Толстого становятся естественные ситу- ации счастья. Толстой ценит в характерах естественность не только как предста- витель эпохи Просвещения и Рационализма, но и как человек, подпитывающий свою веру переживаниями естественного земного счастья. Герои, утратившие естественность и страдающие от власти гордой цивилизации над собой и всеми людьми, показаны безнравственными и бездуховными именно потому, что они оторваны от естественных ситуаций, вселяющих в душу веру и надежду на ду- ховное обновление. Примеров, когда естественное переживание земной радости обновляет душу и настраивает ее если не на веру в Бога, то хотя бы на веру в лучшее и на духовное воскресение, у Толстого много. Приведем наиболее запоминающиеся из них. Отправившись на Кавказ, Оленин именно не верил в то, что снеговые горы так же прекрасны, как о них говорят, ибо они лишь выдумка, как «музыка Баха и любовь к женщине, в которые он не верил» (Юб. Т. 6, с. 13). Но увидев горы, он осознал их громадность, бесконечность красоты, затем удивился и обрадо- вался им, и от этой радости «все московские воспоминания, стыд и раскаяние, все пошлые мечты о Кавказе, все исчезли и не возвращались более. “Теперь нача- лось”,– как будто сказал ему какой-то торжественный голос». Горы – это знак Божественного начала, присутствующего в мире. Христиа- нин призван к таинству обожения. Если Горы – символ Творца, то у Толстого мир становится пронизанным горами и на языке символов – обоженным. Оленин видит горы в небе, в себе, в Ванюше, сопоставляет их со всем и всеми, кто и что