Духовное наследие Л. Н. Толстого в контексте мировой литературы и культуры

180 «– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ру- жья? – Они перебирали, улыбаясь, с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из са- мого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему-то» (т. 2, ч. 4, гл. X). Характерным атрибутом толстовской композиции, который затем вошел в традицию русского литературного повествования, является внедрение в него так называемых «ячеек необъяснимости». В «Войне и мире» довольно часто это связано с исторической концепцией фатализма, которую исповедовал Толстой, создавая роман. Но необъяснимость возникает не только в исторических главах эпопеи, но и в нарративных линиях, посвященных жизни и быту главных героев. Языковые элементы, оформляющие подобную композицию, выглядят следую- щим образом: без очевидной причины, почему-то, без объяснений и т. п. Вот примеры подобной композиции в исторической части повествования (характерное языковое оформление выделено курсивом): «…Наполеон, неожи- данно для всех и противно как стратегическим, так и дипломатическим сооб- ражениям , приказал наступление, и на другой день войска его стали переходить Неман» (т. 3, ч. 1, гл. I). «Но странное дело , все эти распоряжения, заботы и планы, бывшие вовсе не хуже других, издаваемых в подобных же случаях, не затрогивали сущности дела, а, как стрелки циферблата в часах, отделенного от механизма, вертелись произвольно и бесцельно, не захватывая колес» (т. 4, ч. 2, гл. X). А вот аналогичный композиционный прием в нарративной линии героев ро- мана: «Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной при- чины , вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь» (т. 2, ч. 5, гл. I). Композиционный прием включения отдельного человека в мирозданье не был открыт Толстым. Такая композиция наблюдается во многих философских произведениях, в том числе стихотворных, русской литературной традиции. Можно считать, что она начинается со «Слова о полку Игореве», ярко представ- лена в творчестве Лермонтова («Выхожу один я на дорогу…»). Однако у Тол- стого эти элементы приобретают свое вершинное, совершенное воплощение и становятся, как и дедуктивная композиция, широко известными, знаковыми литературными чертами. Образцом такой композиции можно считать небо Аустерлица князя Андрея и комету 1812 года, наблюдаемую Пьером. Толстого можно считать родоначальником композиции, воспроизводящей поток человеческого сознания, «композиции мысли» с ее обрывочностью, стре- мительностью, недоговоренностью, но вместе с тем цельностью. Вот примеры из нарративной линии Пьера. Эпизод, когда герой возвращается в Москву с Бородинского поля, воспро- изводит обрывочность сознания: «Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освобо- дили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.