Духовное наследие Л. Н. Толстого в контексте мировой литературы и культуры

13 Один из биографических моментов – это дружба Толстого с Фетом: «Нахму- рился Толстой и улыбнулся Фет» [Б. А. Садовской. Самовар в Москве [Самовар, 6] (1914), НКРЯ], «Опечален Толстой и Фет» [Н. А. Клюев. «Теперь бы Казбек- коврига…» (1921), НКРЯ], «“Душенька, дяденька, Фетинька”, – / Фета Толстой называет» [Ю. Н. Верховский. Признак поэта (1932), НКРЯ]. Отсылками к биографии являются и многочисленные упоминания о реали- зации Толстым своих идей. В поэтических контекстах отражено стремление пи- сателя к простоте: «На стене босой Толстой» [Саша Черный. В гостях (1908), НКРЯ], «Толстой – босиком, на машине Морозов / свершили положенный путь» [Н. Н. Туроверов. Москва (1947), НКРЯ], «…граф Толстой, любитель касаться ногой травы» [И. А. Бродский. Письмо в бутылке (1964), НКРЯ]; говорится о занятиях простым трудом: «Пусть сапоги Толстой в деревне шьет» [Д. С. Ме- режковский. Вера (1890), НКРЯ], «сапожным / Лев Толстой мастерством за- нялся и славы достигнул» [В. С. Соловьев. «Некогда некто изрек “Сапоги суть выше Шекспира”…» (1897), НКРЯ], «Вдоль пахоты – пахарь – Не Толстой» [М. И. Цветаева. Выход [Перекоп, 11] (1928–1929), НКРЯ]; с именем Толстого устойчиво связано вегетарианство: «Травояднее, чем овцы, / собираются тол- стовцы» [В. В. Маяковский. Вегетарианцы (1928), НКРЯ], «Точно Лев Толстой / В вегетарьянской пуще» [Г. Н. Оболдуев. «Весна. Нет ее…» [Кантата 3, 2] (1929.04.03), НКРЯ], «Се – великий сын России, хоть и правящего класса! / Муж, чьи правнуки босые тоже редко видят мясо» [И. А. Бродский. Представление (1986), НКРЯ]; обыгрывается отказ Толстого от плотских утех и вредных привы- чек: «Брошюру издал Лев Толстой / О том, что пьянство вредно» [В. С. Соло- вьев. «Михал Матвеич, дорогой…» (1895.06.00), НКРЯ], «В эти годы Толстой зарекался курить / И ушел от жены на диван в кабинете» [А. И. Несмелов. «В эти годы Толстой зарекался курить…» (1931), НКРЯ], «Тогда писатель граф Толстой / уж не ложился с дамой спать» [А. И. Введенский. Четыре описания (1931–1934), НКРЯ]. В одном из поэтических контекстов иронически отражена оценка идей и творчества Толстого с точки зрения церкви: «И во сне, средь тьмы беззвездной, / Видел я в чаду густом, / Будто мне из адской бездны / Лев Толстой грозил пер- стом» [Г. А. Глинка. Крейцерова соната (1972), НКРЯ]. В группе контекстов Толстой представлен как герой абсурдной альтерна- тивной реальности, что в некоторых случаях, на наш взгляд, является реакцией на всеобщее поклонение и мифологизацию личности писателя: «Лев Толстой си- дит в тюрьме / После просьбы жалкой. / Руль закона на корме / Обернулся пал- кой» [Саша Черный. Чепуха (1908), НКРЯ], «Вошел Толстой и снял пальто / Ка- лоши снял и сапоги / И крикнул: Ванька помоги! / Тогда Иван схватил топор / И трах Толстого по башке. / Толстой упал. Какой позор! / И вся литература русская в ночном горшке» [Д. Хармс. СОН двух черномазых ДАМ (1936.08.19), НКРЯ], « Входит Лев Толстой в пижаме, всюду – Ясная Поляна. / (Бродят па- рубки с ножами, пахнет шипром с комсомолом.) / Он – предшественник Тар- зана: / самописка – как лиана» [И. А. Бродский. Представление (1986), НКРЯ]. «Сквозь неясные поляны / и поплывшие поля / Лев Толстой, худой и пьяный, /