Духовное наследие Л. Н. Толстого в контексте мировой литературы и культуры

105 «…это что ж, это по суду. В этом разве я причинен? Это по суду, по закону» [Толстой, 1984, 221]. Непонимание, спокойствие и отсутствие раскаяния – естественный резуль- тат, по убеждению писателя, ужасной болезни, «болезни обмана о том, что для человека может быть какой-нибудь закон выше закона любви и жалости к ближним» [Толстой, 1984, 226] . Предвестием будущего, которое неминуемо осуществится, вызвана ‘теперь’ старческая озабоченность бывшего солдата: «А теперь вот ворочаешься на печке, ночь не спится, все тебе думается, все тебе представляется. Хорошо, как успеешь причаститься по закону христианскому, да простится тебе, а то ужасть бере т» [Толстой, 1984, 220]. В обществе считают, что незачем ворошить старое, что «палки и сквозь строй – все это уж прошло». Заметим, что это было зафиксировано при лексеме ‘строй’ и в Словаре Даля : «Прогнать кого сквозь строй» – «бывшее наказание» [Даль, 1989, 341]. Но Толстой категорически с этим не согласен: «Изменило форму, но не прошло» [Толстой, 1984, 223]. Чтобы показать иллюзорность взгляда своих оппонентов, писатель опирается на исторические примеры ‘бо- лезни обмана’, что свидетельствует о ее глобальных масштабах. Толстой называет основные истоки болезни общества: это утрата чувства восхищения премудростью Творца и веры в учение Христа, это подмена веры обрядовой лишь стороной религии и сакрализация монарха и его власти. В за- ключительном абзаце статьи «Николай Палкин», написанной от лица автора, сказано : «…мы дошли до того, что слова: «богу божие» – для нас означают то, что богу отдавать копеечные свечи, молебны, слова – вообще все, что никому, тем более богу, не нужно, а все остальное, всю свою жизнь, всю святыню своей души, принадлежащую богу, отдавать кесарю!» [Толстой, 1984, 227]. Таким образом, важнейшие черты толстовского миросозерцания в статье «Николай Палкин», посвященной, казалось бы, проблеме телесных наказаний и ставшей источником-претекстом «После бала», отражают проблемы духовно- душевного приятия или неприятия обществом и каждым в отдельности всего, что являют противостоящие ‘небесное и земное’, ‘вечное и преходящее’, ‘жизнь и смерть’, ‘истинное и ложное’, ‘высокое и низменное’. Семейные воспоминания о старшем брате писателя С. Н. Толстом, аристо- крате не только по рождению, но и по высокому чувству собственного достоин- ства, также относимы к источнику-претексту: с ним произошла та казанская ис- тория, которую Л. Н. Толстой изложил в дневниковом эскизе замысла от 18 июня 1903 года, уже цитированном выше. Возвращаясь к «После бала», следует отметить перекликающиеся фразы – это прелюдия ‘длинной истории’: «Вот вы говорите…» и завершающая исто- рию: «А вы говорите…» [Толстой, 1983, 7, 16] . Они создают эффект обрамления двухчастного полотна. Отточия первой фразы располагают к слушанию о том, что для ‘личного совершенствования’ среда и условия жизни не столь доми- нантны. Отточия последней фразы в подтекстовом исповедании подразумевают метафору превосходства героя-рассказчика над фланирующим ‘человеком