Наследие Л. Н. Толстого в парадигмах современной гуманитарной науки

40 Получается, что критики возвели Л. Н. Толстого на некий пьедестал и су- дят о нем не как о простом человеке, имеющем собственные суждения и здра- вый смысл, а как о философе, посвятившем свою жизнь морально-нравст- венным изысканиям и воплотившем их в литературных произведениях. Един- ственная цель Льва Николаевича, по его словам, «питаться духовно», то есть не стать (или быть) апостолом, проповедником, а идти к своей цели − духовному просветлению − последовательно. Именно в этом Толстой видит смысл жизни, другой путь для него означает духовную смерть. Здесь и кроется главный сек- рет актуальности идей и мировоззрения писателя − это неоконченный путь са- мопознания, который, вероятно, не завершается с физической смертью челове- ка. Духовные изыскания Л. Н. Толстого представляют собой не абстрактные мысли человека, а живую систему мироощущений, из которой любой индивид (а не только исследователь творчества и биографии писателя) черпает что-то важное лично для себя. И. Волгин, рассуждая о жанре биографии, абсолютно точно замечает: «Ведь те же Пушкин, Толстой и Достоевский − в сущности, это мы... Изучая гениев, мы по сути изучаем самих себя «в высшем смысле». Био- графия − это акт самопознания» [2, с. 35–36]. Жизнь, биографическое бытие Толстого и его творчество во всех многооб- разных проявлениях и сложной динамике необходимо рассматривать как еди- ное целое, так как все подчинено «устроению своей трагической жизни худож- ника и моралиста» [3, с. 595; 4, с. 132]. Автор-творец, его уникальные создания, его творческие и духовно- нравственные изыскания, его индивидуальный жизненный путь во всем много- образии противоречий и поисков должны представлять собой единое поле для исследования. Отделять одно от другого будет означать половинчатость трак- товок относительно жизни и творчества Толстого. Но как же следует рассматривать личность Льва Николаевича? Где закан- чивается гений и начинается простой человек со всеми его земными грехами и пороками, сомнениями и страстями? В книге «Лев Толстой» [5], например, можно прочитать о маниакальной страсти графа к карточной игре, из-за кото- рой он неоднократно просил о займах, о страсти иного рода − похоти (которую он описал в «Крейцеровой сонате»), о ревности к своим дочерям, о нежелании выдавать их замуж. Из всего этого получается именно уникальная личность, которую ни с кем не спутаешь, потому что для самого себя Лев Николаевич был самым строгим судьей. «Вы, Лев Николаевич, не только гениально пишите, но и гениально живете», − пишет Н. Н. Страхов, не переставая поражаться не- истощимой внутренней энергии писателя, источник которой заключен в напря- женной внутренней работе [6, с. 325]. Рассуждая о личности Толстого в самых различных его ипостасях (солдата, помещика, отца семейства, учителя), Розанов точно подмечает: «Но где бы он ни был и кто бы, т. е. в каком положении, ни был, он совмещал в себе действо- вателя и наблюдателя; и действуя − он страстно отдавался своему положению, но, кажется, еще страстнее наблюдал себя в нем, размышлял об этой самой сре- де своего действования» [7, с. 30].