Наследие Л. Н. Толстого в парадигмах современной гуманитарной науки

258 сочетаний в рассказе «Набег» (1852): «Тишина эта нарушалась или, скорее, сливалась с глухим топотом копыт и шелестом высокой травы, которые произ- водил медленно двигающийся отряд». Тишина и «нарушается» и в то же время «сливается» с «топотом копыт», а он, в свою очередь, и диссонирует с «красо- той и силой» природы, и дается в одном ряду с «примирительным» «шелестом высокой травы» [13, с. 18. Курсив мой. – Н. В. ]. Ощущение всеобщности, которой причастно индивидуальное сознание, не уходит из толстовской картины мира, несмотря на очевидность диссонансов и наличие аномалий – так весома вера писателя в силу вразумляющего слова, призывающего противостоять энергии разрушения: «Неужели тесно жить лю- дям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым звездным небом? Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в душе челове- ка чувство злобы, мщения или страсти истребления себе подобных?» [13, с. 18] В этой вере, так же как и в представлении о неразложимости начал мирозда- ния, сказывается, в частности, просветительская этико-философская позиция автора. Безусловно, в позднейших модификациях его концепции уже отсутст- вует «открытость друг другу» [4, с. 8] сфер статики и динамики, покоя и внеш- них потрясений, которой отмечен художественный мирообраз М. В. Ломоносо- ва. «Рассматривая тишину в ломоносовских одах, – пишет П. Е. Бухаркин, – нельзя не обратить внимания на ее странное соседство с движением, шумом, войной, вообще динамикой разного рода» [4, с. 6]. С точки зрения исследовате- ля, топос тишины уходит корнями в русское Средневековье и включает «слож- ный семантический комплекс: это свет, красота, блеск, даже пышность и одно- временно логичность, четкость, последовательность. Причем разные качества “тишины” согласованы между собой, ибо она, кроме всего, – и соразмерность». В одах Ломоносова оксюморонность, «мнимая», подобная толстовской: ничто «не может смутить соразмерности, <…> стройности <…> огромного и пре- красного универсума, его тишины» [4, с. 7, 8]. Отголоски просветительской концепции на звуковом и структурно-семан- тическом уровне заметны в рассказе Толстого «Как умирают русские солдаты», который писался, как установлено в последнее время, в 1854, а дорабатывался в 1856 году. Рассказ был тесно связан с военными впечатлениями Толстого: он создавался в период его пребывания в Дунайской армии, в Кишиневе, для проектируемого, но несостоявшегося журнала «Военный листок». Позже рассказ подвергся правке, однако при жизни Толстого опубликован не был. К 1856 г. относится писарская копия рассказа и появившееся в ней заглавие – «Тревога». Переклички этого сочинения с «Рубкой леса», «Севастопольскими рассказами», «Хаджи-Муратом» [14, с. 348], а также «Казаками» [11, с. 332; 12, с. 421] в разные периоды времени отмечались комментаторами. Представляется, что определенную роль в создании образного строя рас- сказа мог сыграть Пушкин, характер мировидения которого соотнесен П. Е. Бу- харкиным с уже отмеченной выше универсальной моделью бытия [4, с. 7]. Ну- ждается в рассмотрении предположение, что роль текста-катализатора могла принадлежать прозаическому отрывку Пушкина «В 179* году возвращался