Наследие Л. Н. Толстого в парадигмах современной гуманитарной науки

174 Одним из ключевых художественных приемов, проходящим через весь текст повести, является традиционное для толстовского стиля противопостав- ление внешнего и внутреннего: в первую очередь – в представлении общест- венных установлений и как следствие – в характерах и поведении конкретных персонажей. Этот прием используется писателем для обнажения фальши и при- творства людей светского круга. Вот показательный отрывок текста с самора- зоблачением Позднышева: «Жена казалась заинтересованной только одной му- зыкой и была очень проста и естественна. Я же, хотя и притворялся заинтересо- ванным музыкой, весь вечер, не переставая, мучался ревностью» [185]. Языку повести в целом характерна внутренняя диалогичность: Поздныше- ва мучат противоречия, и он вступает в постоянные диалог с самим собой; про- тиворечия звучат в нем спорящими голосами. Иногда это выражается непо- средственно в виде «столкновения реплик» этих двух внутренних голосов. На- пример: «… женщина почтенная, уважаемая, мать семейства, моя жена! Что за нелепость! – представлялось мне с одной стороны. «Как же этому не быть?» – представлялось мне с другой» [195] или «Да, все кончено», – говорил мне один голос, и тотчас же другой голос говорил совсем другое. «Это что-то нашло на тебя, этого не может быть», – говорил мне этот другой голос» [196]. Л. Н. Толстой использует отдельные широко распространенные в лите- ратуре и публицистике его времени риторические приемы, например анафору. В речи Позднышева она служит для подчеркивания его волнения, неспокойного внутреннего состояния: «Я, очевидно, смутил их тем смущением, которое вы- ражалось во мне: я долго ничего не мог сказать. Я был как перевернутая бутыл- ка, из которой вода не идет оттого, что она слишком полна. Я хотел изругать, выгнать его, но я чувствовал, что я должен был опять быть любезным и ласко- вым с ним. Я так и сделал. Я сделал вид, что одобряю все…» [188]. «Крейцерова соната» включает излюбленные Толстым индивидуально- авторские сложные прилагательные вроде фальшиво-улыбающееся выражение ревнивца [184] или притворно-равнодушный вид [195]. Часто в языке повести выступает оксюморон: привлекательное ненавистное лицо, мучительная ра- дость и т. п. ∗ ∗ ∗ Повесть Л. Н. Толстого «Дьявол» (1890) предуведомлена тем же эпигра- фом, что и «Крейцерова соната» (Евангелие от Матфея, гл. 5, стих 28). «Дья- вол» словно бы продолжает противоречиво-неоднозначную исповедь Поздны- шева и является еще одной попыткой писателя выразить те сложные душевные борения, которые он испытывал в самом конце 1880-х гг. В «Крейцеровой со- нате» рядом с Позднышевым уже появляется дьявол, который толкает его на убийство и который затем постепенно и вкрадчиво овладеет душой Евгения Иртенева (Позднышев говорит: «Я чуть было не зарыдал, но тотчас же дьявол подсказал… И тотчас чувствительность над собой исчезла…» [202]). В обеих