Наследие Л. Н. Толстого в парадигмах современной гуманитарной науки

173 нательно усиливал интонации злости своего голоса…» [190], «Только ты мо- жешь довести меня до бешенства » [190], «И я дал волю моей злобе – я сделался зверем, злым и хитрым зверем» [202], «… то же самое бешенство , которое я испытывал неделю тому назад, овладело мною» [205], «Опять я испытал эту потребность разрушения, насилия и восторга бешенства и отдался ему» [205], «Я чувствовал, что я вполне бешеный и должен быть страшен, и радовался это- му» [206], «Чем сильнее я разводил сам в себе пары своего бешенства , тем ярче разгорался во мне свет сознания» [207] и др. А вот реализация той же эмоции в характеристике, даваемой Поздныше- вым жене: «В лице ее были страх и ненависть ко мне, к врагу…» [206], «Я по крайней мере ничего не видел в ней, кроме этого страха и ненависти ко мне» [206], «И в лице ее, сквозь физические страдания…, выразилась та же старая, знакомая мне холодная животная ненависть » [210]. Эмоциональную семантику повести поддерживает и музыкальная состав- ляющая художественной системы, метафорически отраженная в ее названии. Соната Бетховена – символ эмоциональной нестабильности, эмоционального сбоя, обрыва. Во как это объясняет герой: «Страшная вещь эта соната. <…> Она действует ни возвышающим, ни принижающим душу образом, а раздра- жающим душу образом. Музыка заставляет меня забывать себя, мое истинное положение, она переносит меня в какое-то другое, не свое положение: мне под влиянием музыки кажется, что я чувствую то, чего я, собственно, не чувствую, что я понимаю то, чего не понимаю, что могу то, чего не могу. <…> На меня по крайней мере вещь эта подействовала ужасно; мне как будто открылись совсем новые, казалось мне, чувства, новые возможности, о которых я не знал до сих пор» [193–194]. Специфическими языковыми чертами, которые можно отметить на стра- ницах «Крейцеровой сонаты», являются проявления разного рода формульно- сти, афористичности. Именно в конце 1880-х гг. происходила внутренняя эво- люция языкового стиля Л. Н. Толстого от подробной описательности к внешне скупой, но глубоко продуманной формульной точности. Приведем несколько показательных примеров афористичности языка повести: «… строго определяя, надо только сказать, что проститутки на короткие сроки – обыкновенно прези- раемые, проститутки на долгие – уважаемые» [150]; «… излишне говорить, что я был очень тщеславен: если не быть тщеславным в обычно нашей жизни, то ведь нечем жить» [191]; «… брат Трухачевского, я помню, раз на вопрос о том, посещает ли он публичные дома, сказал, что порядочный человек не станет хо- дить туда, где можно заболеть, да и грязно и гадко, когда всегда можно найти порядочную женщину» [199]. Заметную роль в лексике «Крейцеровой сонате» играют слова с пристав- кой полу- , которые во многом определяют сущность тех отношений и характе- ристики тех людей, о которых рассказывает Толстой: первоначальные кон- фликты между Позднышевым и его женой заканчиваются полуобъяснениями и полупримирениями (глава XX); Трухачевский называется полупрофессиональ- ным, полуобщественным человеком (глава XIX).