Наследие Л. Н. Толстого в парадигмах современной гуманитарной науки

172 альное, возвышенное, а на практике любовь ведь есть нечто мерзкое, свиное, про которое и говорить мерзко и стыдно» [132]. Здесь речь идет о постепенном закономерном установлении в семье не только отрицаемой в этот период Толстым регулярной физической близости супругов, но и духовной отчужденности друг от друга. Наиболее показательными лексемами, характеризующими взаимоотноше- ния Позднышева и его жены, являются следующие: ядовитые слова; полнейшая холодность и враждебность, почти ненависть; холодная ядовитая враждеб- ность; враждебное отношение было почти нормальным отношением; что-то невозможное, глупое, подлое, несвойственное ни мне, ни ей; жестокая, холодная враждебность; ядовитая злоба (выборка произведена только из главы XII). Как уже отмечалось, имена прилагательные в «Крейцеровой сонате» ста- новятся смысловыми доминантами. Прямой и переносный (иронический) их смысл, антитезы вроде нравственный – безнравственный, естественный – жи- вотный, чистый – скотский , многочисленные, проходящие через весь текст синонимичные связи адъективных лексем – все это создает и в семантическом, и в экспрессивном отношении мрачную, трагическую картину. Известно, что в этот период Толстому было свойственно некоторое утрирование отрицатель- ных черт дворянской жизни вообще, и брака в частности. Но именно Толстой, сгущая краски, одним из первых поставил проблему того, что за внешним бле- ском и благополучием скрывается «жизнь скверная, безнравственная». Толстой в окказионально-авторском употреблении семантически расширя- ет прилагательное свиной , делая его негативной характеристикой семейных от- ношений. В первую очередь это касается оцениваемой Толстым как животная физической связи супругов. Но, кроме того, за этой характеристикой скрывает- ся отсутствие в семьях каких бы то ни было стремлений и потребностей, выхо- дящих за границы бытовых наслаждений и материального благополучия. Из та- кой свиной жизни начинает вырастать подозрение Позднышева и вероятные ре- альные отношения его жены и Трухачевского. Начало закручивания сюжетной пружины измены сопровождается в речи героя злобной иронией: обыденная враждебная и наполненная ненавистью се- мейная атмосфера «порождает» стремление к «какой-то чистенькой , новенькой любви» [178]. Такое ироничное использование диминутивов вносит в языковую панораму повести новые штрихи: с этого момента чувства и поступки героев, вовлеченных в конфликт, начинают изображаться как искусственные и наи- гранные. В восприятии Позднышева его жена, Трухачевский и он сам предста- ют как фальшиво улыбающиеся , их веселость как деланная , поведение как при- творное . Из этой фальши эмоционально вырастает чувство озлобленности (прежде всего у самого героя, но и у его жены). Толстой использует в речи Позднышева достаточно широкий лексический спектр представления эмоции гнев : возмущение, раздражение, злоба, бешенство, ярость, ненависть (с мно- гочисленными повторами). Вот отдельные примеры, относящиеся к характери- стике Позднышевым собственного поведения и переживаний: «… то, что она сказала «мы» про себя и его, возмутило меня» [187], «… и вдруг меня охватила такая страшная злоба к ней, какой я никогда еще не испытывал» [190], «Я соз-