Наследие Л. Н. Толстого в парадигмах современной гуманитарной науки

171 ведение обычного светского юноши его мечтам. Позднышев утверждает: «Я гваздался в гное разврата и вместе с тем разглядывал девушек, по своей чис- тоте достойных меня. Многих я забраковывал именно по тому, что они были недостаточно чисты для меня…» [147]. Начиная с VI главы Л. Н. Толстой вводит в повесть противопоставление нравственного и физического, духовного и чувственного, естественного и ис- кусственного. Достаточно рано для Л. Н. Толстого все светское, принятое, установленное накрепко связалось с фальшью искусственной жизни (еще в 1860-е гг., работая над «Войной и миром», он выработал эту концепцию, ко- торая затем, в 1870–1880-х гг., приобрела вполне устойчивое не только идей- ное, но и словесное выражение). Порядки света Л. Н. Толстой считает фальши- выми: идеи – противузаконными [154], наряды – проституточными [154], привычки – безобразными и мерзкими [155]. В целом, «Крейцеровой сонате» характерно совмещение ироничных спе- цифически толстовских оценок категориальных прилагательных с их узуальной положительной оценкой. Так, прилагательные возвышенный и чистый исполь- зуются в их традиционном значении. В рассуждениях об идеале семейной жиз- ни Позднышев регулярно использует словосочетания вроде возвышенная, чис- тая семейная жизнь; люди чистые, чувствующие и знающие . Как и во многих других своих произведениях, применительно к семейному быту Л. Н. Толстой использует излюбленное им прилагательное искусствен- ный, относя к искусственной жизни большинство установлений, обычных для его современников в отношениях между мужем и женой. Как уже отмечалось, языковое оформление повести «Крейцерова соната» в значительной степени отражает особенности философских воззрений Л. Н. Толс- того этого периода. В частности, писатель много думал о том, что является ес- тественным и неестественным в существовании семьи. В XI главе, говоря о на- слаждениях, которые сопровождают безбедную и спокойную семейную жизнь, Толстой устами главного героя выносит парадоксальный вердикт, что стремле- ние к удовольствиям, считающееся многими «естественным стремлением чело- века», является как раз неестественным. В это время Толстой еще раз (теперь применительно к любви, семье и браку) трагически осознает дисгармонию ме- жду общепринятыми и выстраданными им самим истинами. Это и находит от- ражение на страницах «Крейцеровой сонаты». Все рассуждения Позднышева сопровождаются болезненным чувством внутренней раздвоенности, которое, очевидно, испытывал и сам Толстой: ге- рою, как и автору, приходится отказываться от многого, что было привычно с самого раннего детства и что составляло обычные нормы жизни хорошо зна- комого ему дворянского круга, – и отказываться с непоколебимой принципи- альностью и решительностью. В описании реалий семейной жизни Позднышевых Толстой показывает ту трансформацию, которая происходила во многих семьях, не получая, правда, столь резкой оценки, которая дается ей в повести. Суть этой трансформации подчеркивается в следующем замечании Позднышева: «Любовь есть нечто иде-