Наследие Л. Н. Толстого в парадигмах современной гуманитарной науки
161 Т. В. Ушакова ДВА СНА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ («МЕТЕЛЬ» Л. Н. ТОЛСТОГО И «ОБЛОМОВ» И. А. ГОНЧАРОВА) Сон как составляющая человеческой жизни интересовал и философов, и пси- хологов, и писателей разных эпох и культур. На протяжении многовековой исто- рии мировой литературы к его осмыслению обращались Кальдерон, У. Шекспир, В. Жуковский, А. Пушкин, Ф. Достоевский, И. Гончаров, Л. Толстой и многие другие. Такое внимание писателей ко «сну» как составляющей жизни литератур- ного героя обусловлено рядом аспектов включения его в художественный текст. С одной стороны, сон выступает как один из способов построения сюжетной ли- нии, с другой – может быть способом раскрытия характера героя, его предысто- рии, а также сон может выступать в произведении альтернативой существующей реальности (как способ высвобождения альтернативной субличности героя). В рамках этой статьи мы рассмотрим особенности включения в текст ху- дожественного произведения сна И. А. Гончаровым и Л. Н. Толстым. Мотиву «сна», взаимосвязи с мотивами «пробуждения» и «покоя» в романах И. А. Гончарова, месту в сюжете и идейно-художественному значению, в частности, главы «Сон Обломова» посвящен ряд работ таких исследователей, как М. Г. Матлин, И. В. Пырков, В. А. Недзвецкий, Е. А. Краснощекова и другие. Мы попытаемся по- смотреть на «сон» гончаровского героя несколько с других позиций. Картину «сна» в 9 главе предвосхищают размышления Обломова о себе в VIII главе 1 части: « Настала одна из ясных, сознательных минут в жизни Обломова. Как странно стало ему… вдруг в душе его возникло живое и ясное представление о человеческой судьбе и назначении, … мелькнула параллель между этим назначением и собственной его жизнью, … просыпались …, и бес- порядочно, пугливо носились, как птицы, пробужденные внезапным лучом солн- ца в дремлющей развалине, разные жизненные вопросы. Ему грустно и больно стало …. и зависть грызла его, … у него как будто тяжелый камень брошен на узкой и жалкой тропе его существования. В робкой душе … мучительное соз- нание, … многие стороны его натуры не пробуждались совсем, другие были чуть-чуть тронуты, и ни одна не разработана до конца. … он болезненно чув- ствовал, … в нем зарыто, как в могиле, … хорошее, светлое начало, может быть теперь уже умершее, или лежит оно, как золото в недрах горы, и давно бы пора этому золоту быть ходячей монетой» [1, с. 96] . В его размышлениях уже проскальзывают предвестники его будущего сна- воспоминания и сна «по жизни»: « … светлое сознание просыпается всё реже и только на мгновение будит спящие силы. Ум и воля … парализованы … без- возвратно» [1, с. 97] . «Горько становилось ему от этой тайной исповеди перед самим собою. Бесплодные сожаления…, жгучие упреки совести… бремя … упреков » [1, с. 97]. Герой ищет перед сном виноватого и не находит, вновь вопросы, на которые нет у героя ответа: « Отчего же это я такой? – почти со слезами спросил себя Обломов и спрятался опять голову под одеяло, – право? » [1, с. 97].
RkJQdWJsaXNoZXIy ODQ5NTQ=