Наследие Л. Н. Толстого в парадигмах современной гуманитарной науки

159 ревностью, исходящейиз собственного опыта. Трухачевский ненавистен ему (см. видеть – ненавидеть) также из-за его манеры («тона») потребления пищи, во время которого он издает неприятные звуки: он « хрус тел хрящ ом в котлетке и об хва тывал жадно красными губами стакан с вином» [2, с. 182]. Сытость от пищи неосознанно проецируется и на сексуальную удовлетворенность. В пред- ставлении Позднышева между Лизой и музыкантом «связь музыки, самой утонченной похоти чувств» [2, с. 182]. Прозрение Позднышева заключается в том, что в результате всех своих осмыслений он начинает видеть «корень, ... ужас того, что есть» [2, с. 133] . По- сле совершенного им поступка у него – по собственному признанию – только «открылись глаза», и он увидел все «в другом свете», «навыворот» [2, с. 133]. Рамочный повествователь при этом противопоставляет отсутствие зрительного образа наличию слухового. Последний обретает положительные качества: «В темноте мне не видно было его лицо, только слышен был из-за дребезжания вагона его внушительный и приятный голос» [2, с. 133]. Голос героя становится эквивалентом музыки. Вместе с тем субъект текста Толстой аккуратно вставля- ет и звуковые повторы «д жер си м ерз кие», «г олы е п ле ч и », и повторы слов, це- лых фраз и т. д. для акцентирования ритмичности речи, напоминающей как движение поезда, так и мелодию сонаты. В седьмой главе герой выражает желание распространять свои идеи. Глав- ное определение, которое Позднышев употребляет на все явления – «мерзость» и «разочарование». Цель не только раскрывать глаза и другим, но устранить не- адекватную речь: «мучает то, что никто этого не знает, а говорят такие глупо- сти, как» [2, с. 140] дама в вагоне. По этой причине Позднышев и считает важ- ным провозглашать теперь правду, как он видит ее: «теперь не вижу, почему не говорить правду» [2, с. 145]. Говорящий причину того, что ему не отдают его же детей, объясняет тем, что называет себя «сумасшедшим», «развалиной, калекой» [2, с. 157] в глазах других людей. Эти определения могут означать то, что Позднышев восприни- мает себя как пророка новой веры, нового учения о новом человеке: «я знаю то, что все не скоро еще узнают» [2, с. 157]. Суть этого учения заключается в том, чтобы обнажить всю ложь общепринятых утверждений и определений. Формы монолога требуется заменить провозглашением, когда усиливается рефлексив- ный характер речи, т. е. язык служитсозданию новогосмысла. При рассказе собственной истории меняется тон. Главным становится не поучительство, а персонализация. Для Позднышева теперь важно не просто распространять свои догадки, но исповедаться. Это требует одного слушателя, поэтому так же важно присутст- вие первого лица, который становится и пробным камнем идей героя. В резуль- тате получается, что слушатель присутствует только как проекция внутреннего оппонента говорящего, поэтому он и называется как «я». В настоящем, к концу своего рассказа Позднышев уже признает себя виновным и просит у этого «я» (у себя?) прощения, так как жена перед смертью не простила его. Параллельно процессу прозрения героя меняется отношение повествователя к герою. Изна-