Наследие Л. Н. Толстого в парадигмах современной гуманитарной науки

130 Л. В. Захарова ПОВЕСТЬ Л. Н. ТОЛСТОГО «ЗАПИСКИ СУМАСШЕДШЕГО» В КОНТЕКСТЕ ТВОРЧЕСТВА ПИСАТЕЛЯ 1880–1890-х ГОДОВ Как известно, на рубеже 1870–1880-х годов Л. Н. Толстой переживает глу- бокий духовный перелом, в результате которого заметно меняется его миропо- нимание. «Жизнь моя, – писал он в «Исповеди», – остановилась. Я мог дышать, есть, пить, спать и не мог не дышать, не есть, не пить, не спать; но жизни не было, потому что не было таких желаний, удовлетворение которых я находил бы разумным» [1, XXIII, с. 11]. Главной движущей силой исторического процесса, носителем высших нравственных начал для Толстого всегда был народ, русское крестьянство. По- этому неудивительно, что спасение великий писатель видел в народе, в жизни для него. В «Исповеди» читаем: «Со мной случился переворот, который давно готовился во мне и задатки которого всегда были во мне. Со мной случилось то, что жизнь нашего круга – богатых, ученых – не только опротивела мне, но по- теряла всякий смысл. Все наши действия, рассуждения, наука, искусство – все это предстало мне как баловство. Я понял, что искать смысла в этом нельзя. Действия же трудящегося народа, творящего жизнь, представились мне единым настоящим делом. И я понял, что смысл, придаваемый этой жизни, есть истина, и я принял его» [1, XXIII, с. 40]. Вернувшись в начале 1880-х годов, после нескольких лет перерыва, озна- менованного созданием публицистических произведений, к художественному творчеству, Толстой заметно изменил взгляд на его назначение. Прежде он ви- дел его «в том, чтобы заставлять любить жизнь в бесчисленных, никогда неис- тощимых… ее проявлениях» [1, LХI, с. 100], – теперь главным для писателя становится жесткая критика современности. Причем критический пафос в по- следние годы жизни и творчества Толстого только усилится. В 1880–1890-е годы писатель обращается к изображению жизни «богатых, ученых» [1, XXIII, с. 40]. В произведениях Толстого этой поры перед нами вполне «обыкновенные», с точки зрения своего класса, люди, с детских лет бес- сознательно усвоившие, впитавшие определенные представления о жизни. Иван Ильич Головин («Смерть Ивана Ильича» [2, с. 54]), Иртенев («Дьявол» [2, с. 211]), Позднышев («Крейцерова соната» [2, с. 123]) до поры до времени смотрят на семью, брак так, как принято смотреть людям их круга. Эта обще- принятость взглядов является для героев повестей Толстого гарантией, во- первых, их истинности, во-вторых, личного благополучия. «Приятность и при- личие» [2, с.64], являющиеся ключевыми словами повести «Смерть Ивана Ильи- ча», становятся для главного героя критериями правильности жизни; Поздны- шев, герой «Крейцеровой сонаты», рассказывая о своей развратной холостой жизни, по прошествии лет с горечью признается: «Ну, вот так я и жил до три- дцати лет, ни на минуту не оставляя намерения жениться и устроить себе са-