ТОЛСТОВСКИЙ ЧТЕНИЯ. 2016

84 дерева увидел показательную и противоречивую черту творчества ху- дожника. Критик полагал, что толстовский аналитический метод изо- бражения человека в своих крайних проявлениях приводит его к «скептицизму» и к подрыву всяких душевных чувств [Толстой, 1979, III, 456]. Сам Толстой достаточно обстоятельно объяснил замысел сво- его рассказа в письме к А. А. Толстой: «Моя мысль была: три существа умерли – барыня, мужик и дерево. Барыня жалка и гадка, потому что лгала всю жизнь и лжет перед смертью. Христианство, как она его по- нимает, не решает для нее вопроса жизни и смерти. Зачем умирать, когда хочется жить?.. Она гадка и жалка. Мужик умирает спокойно именно потому, что он не христианин. Его религия другая, хотя он по обычаю и исполнял христианские обряды; его религия – природа, с которой он жил. Он сам рубил деревья, сеял рожь и косил ее, убивал баранов и рожались у него бараны, и дети рожались, и старики умира- ли, и он знает твердо этот закон, от которого он никогда не отворачи- вался, как барыня, и прямо, просто смотрел ему в глаза… Дерево уми- рает спокойно, честно и красиво. Красиво – потому что не лжет, не ломается, не боится. Не жалеет. – Вот моя мысль, с которой Вы, разу- меется, не согласны, но которую оспоривать нельзя» [Толстой, 1952, 60, 265–266]. Но, несмотря на это достаточно убедительное объяснение Тол- стым замысла рассказа «Три смерти», концепция произведения до сих пор трактуется неоднозначно – что, разумеется, еще раз говорит о том, сколь интересен, нагружен смыслом толстовский рассказ. Литературоведы прошлых лет считали определяющим в произве- дении именно социальный его план: «В толстовском рассказе очевид- ны симпатии автора к простому народу и несомненно утверждение нравственного превосходства мужика над барыней, проверенное суро- вым и безошибочным для писателя критерием – испытанием смер- тью», – читаем в комментариях к рассказу В. Я. Линкова [Толстой, 1979, III, 456]. «Толстой в рассказе… показывает превосходство про- стых людей из народа над аристократами, к которым отношение писа- теля с каждым годом становилось все более критическим», – пишет К. Н. Ломунов [Ломунов, 1978, 73]. Современные исследователи, в частности В. В. Заманская, напротив, считают этот план содержания рассказа вторичным: «…для писателя он явно не главный: социальное содержание отходит на второй план. Конфликт переносится в плос- кость этическую… этический аспект… становится главным» [Заман- ская, 2002, 74]. Правда, сразу следует заметить: В. В. Заманская – сто- ронница весьма интересного, несомненно заслуживающего внимания,