ТОЛСТОВСКИЙ ЧТЕНИЯ. 2016

342 темнена. Ясно видны только эти двое. И в этот миг трагического про- щания слышат они песню, которую так любили и которая так сближа- ла их. Вслушиваясь в приглушенную мелодию песни любви и счастья, вспоминая пережитое с Машей, Протасов и произносит свои последние слова: «Как хорошо… Как хорошо…». Наверное, впервые на русской сцене получила такое реально-осязаемое оправдание заключительная реплика Феди Протасова. Она обращена к жизни, а не к смерти». По мнению критика, такое решение финала подсказала Р.Н. Симонову «пес- ня, вольнолюбивая песня, противостоящая тому миру, который погу- бил Протасова» [Основин, 1982, 160]. Л. Н. Толстой, как известно, на- зывал музыку «стенографией чувств», а цыганские песни, «давая «ряд сжатых впечатлений», стали своеобразной «стенограммой чувств» Фе- дора Протасова и существенным элементом драматического действия «Живого трупа» [Основин, 1982, 95]. В драме «Власть тьмы» (1886) Л. Н. Толстой создает картину раз- ложения патриархальных форм жизни, а также ставит важный вопрос о значении в жизни людей внутреннего нравственного закона, который вступает в резкое противоречие с обычными, повседневными нормами жизни, что и составляет основную коллизию драмы. В результате даже в такой мрачной пьесе, как «Власть тьмы», можно обнаружить светлое начало, постичь которое нам помогает именно музыка. Так, в начале драмы Анисья и Акулина «поют в два голоса». С помощью незначи- тельной, на первый взгляд, художественной детали писатель освещает новые грани характера двух женщин, которые, с одной стороны, явля- ются участницами ужасных злодеяний, но, с другой – пение обнаружи- вает в них поэтическое, а, следовательно, истинно человеческое. Ис- пользуя такой же прием, Толстой оттеняет светлое начало и в образе Никиты, разгульный образ жизни которого – это попытка уйти от окру- жающей действительности. Не случайно в третьем действии драмы Ни- кита с отчаянием восклицает: «Эх, гармошки нет!». Гармошка нужна ему не для веселья, а чтобы отвлечься, заглушить внутреннюю боль. И далее он поражает всех словами песни без начала и конца: «На печи калачи, / На приступке каша. / А мы жить будем / И гулять будем; / А смерть придет, / Помирать будем, / На печи калачи, / На приступке каша…». В конце третьего действия Никита снова вспоминает о га р- мошке: «Ох, скучно, скучно, Акулька! Где ж гармошка-то?». Герой, не получив возможности излить свою душу в музыке и песне, со- гласно ремарке, «плачет». Все это постепенно подготавливает внут- реннее просветление Никиты и объясняет в какой -то мере мотивы его покаяния в конце драмы.