ТОЛСТОВСКИЙ ЧТЕНИЯ. 2016

297 постмодернизму» [Катаев, 2009, 37]. Спектакль по «Войне и миру» в «Мастерской Фоменко» – это, на наш взгляд, одно из проявлений этой «специфической окраски»: «русская классика – а точнее, ее офи- циальная доктрина, – была отождествлена с системой “тоталитарной манипуляции сознанием”, уравнена с “властными практиками” – и стала одним из объектов подрыва и деконструкции в теории и прак- тике российского постмодернизма» [Катаев, 2009, 37]. Отсюда, как указывает ученый, и проистекает особая агрессивность российского модернизма по отношению к русской классике. Статья В. Б. Катаева посвящена литературным «сиквелам» и проблемам освоения русской классики интермедиальным пространством в целом. Наряду со «сме- сью авторских амбиций с невежеством или полным презрением к пер- воисточнику» [Катаев, 2009, 37], в интерпретаторах и ниспровергате- лях классики обнаруживается и еще одна неприглядная сторона: «все они не прочь, как это было и на Западе, из бунтарей превратиться в столпов истеблишмента» [Катаев, 2009, 38]. В этом свете становится понятной и «раскрученность» спектакля в «Мастерской Фоменко», обилие премий и восторженных отзывов. Кроме того, зрителям, кото- рые в школе стали жертвами скучных уроков и вымученных сочине- ний про «дуб Болконского» и «дубину народной войны», представля- ется очень заманчивой возможность отомстить Толстому, поглядев на то, как изуродованы и высмеяны его персонажи. Вот только театру и режиссеру непростительно идти на поводу у мстительного чувства, а еще непростительнее – отождествлять бездарное занудство с тол- стовскими смыслами. В целом киноинтерпретации литературной классики и ее теат- ральные интерпретации вносят свою лепту в «создание новой системы антитрадиции, получающей свое оформление в уродливых формах современной псевдокультуры» [Телегин]. К сожалению, довольно дав- няя блестящая пародия Вуди Аллена «Любовь и смерть» (1975) ниче- му не научила ни современный кинематограф, ни театр. Пастиш Вуди Аллена смеется над интерпретациями, театр Фоменко тоже метит по- смеяться над незадачливыми трактовками, но, стараясь попасть в по- стмодернистский тон, объявляет, что ставит именно «Войну и мир», а не «Х и У» (подобно обыгрыванию заголовочных антитез русской классики в названии «Любовь и смерть»), и окончательно саморазо- блачается, полагая, что отсекает головы гидре традиционности, но не замечая при этом, что на месте отсеченных голов вырастает китч, не- достойный даже тех усилий, которые потрачены работниками театра на сколачивание фрейдистских стремянок, в изобилии «семантизи-