ТОЛСТОВСКИЙ ЧТЕНИЯ. 2016

294 Но это в теории. На практике дела обстоят еще хуже. Как бы мы ни называли экранизацию произведения литературной классики – ин- терпретацией, адаптацией или как-нибудь еще, в нашей постмодерни- стской действительности мода на интерпретацию зашла так далеко, что главным в бытии литературного произведения становится его ин- терпретация. «Постмодернизм приучил нас к необходимости интер- претации <…>. Как символ – это образ, взятый в несобственном зна- чении и требующий интерпретации, так и человек берется не в собственном значении (как человек в собственной бытийности), но только как символический объект, требующий дополнительной интер- претации извне» [Телегин]. И таково же, абсолютно таково же отно- шение к литературе. Киноинтерпретация или «адаптация» (а это и зна- чит «прилаживание, приспособление») позволяет возвести в принцип мимикрию, искажение. Киноинтерпретация и сценическая версия пре- вращаются в калейдоскоп внешних, деформированных символов, ис- кажающих и профанирующих содержание произведения. «Эта всеоб- щая тяга к имитации, к тому, чтобы “не быть, а казаться”, и составляет сущностную основу нашей дегенеративной эпохи» [Телегин]. Дезинтеграция литературного образа не так уж безобидна, она обрушивает сложившиеся ценности, нормы поведения, социальные связи, общество в целом. «Отказ от рационализма и осененных тради- цией и религией веры в общепризнанные авторитеты <…> приводит постмодернистов к эпистемологической неуверенности » [Ильин, 199, 249]. «Эпистемологическая неуверенность» адептов современного сценического прочтения классики и изготовителей всяческих «визуа- лизаций» – это что-то вроде проблемы «отцов и детей», нигилизма по отношению к традиции, т.е. не вина и не беда современного прочте- ния, а, так сказать, закономерность довольно сложного и не всегда ис- ключительно поступательного движения человечества на пути освое- ния созданных гениями культурных богатств, т.е. движения, неизбежно отягощенного разного рода «эдиповыми комплексами», «страхами влияния» и пр. Вина современных режиссеров, постанов- щиков, актеров, сценаристов, препарирующих классику, в другом. Мы вовсе не претендуем на лавры Катона Старшего (Цензора), не призываем разрушить Карфаген адаптаций/экранизаций, не стремимся сводить проблему к афоризму тургеневского героя («Прежде были гегелисты, а теперь нигилисты»). Нужно разобраться в том, почему экранные, а особенно сценические прочтения отечественной классики оборачиваются в современном мире даже не «адаптацией», а глумле- нием, причем в отечественном театре и кино едва ли не более бруталь-