ТОЛСТОВСКИЙ ЧТЕНИЯ. 2016

192 общий процесс движения войск разбивается на отдельные драматиче- ские сцены, на быстро мелькающие перед его глазами эпизоды: ״– Вишь их, как плотину прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там? – Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат. – Как он ( он – неприятель ) таперича по мосту примется зажари- вать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забу- дешь чесаться. И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке. – Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке. И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, вы- пившие солдаты. – Как он его, милый человек, полыхнет прикладом-то в самые зу- бы … – радостно говорил один солдат в высокоподоткнутой шинели, широко размахивая рукой. – То-то и оно, сладкая ветчина-то, – отвечал другой с хохотом. И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина … ״ (IX, 169). Несмотря на субъективное видение персонажа и именно благода- ря ему, возрастает объективная точность, достоверность изображения. Из этого можно заключить, что повествование в этом отрезке двупланно: оно то сближается с восприятием Несвицкого, то реши- тельно отрывается от него, приобретая характер объективно-авторс- кого рассказа. Таким образом, в повествовательном языке ״Войны и мира״ как бы раскрывается автором внутренняя сторона изображения событий, их функциональная семантика – в свете сознания людей того времени. Автор на них перелагает с себя ответственность за понимание и оцен- ку, за способ изображения действительности. *** В творчестве Толстого отмечено движение толстовской идеоло- гии, направленной как против публицистического языка разночинной интеллигенции, так и против антинационального европеизма петер- бургской аристократии. Этой целью было сближение с простотой и правдой ״народного״ и, прежде всего, крестьянского мировоззрения и языка. Однако, славянофильское преклонение перед ״простым народом״ в 60-е годы еще не ведет к опрощению авторского языка